Он медленно распрямился и провел раскрытыми ладонями от головы к плечам в религиозном жесте, символизирующем набрасывание на себя невода. Его молитва была безмолвна, в отличие от большинства других, но Халеду слова были ни к чему. Он молился самой своей душой, посылая чаяния и страхи напрямую к Ликам. В данном случае к Лику Моряка.
Его Благословение происходило почти в полном одиночестве. Сегодня циклопический кафедральный Купол Ликов на Кориолисе был довольно пустынным. Большинство людей готовились к празднованию Дня Основания или были заняты подготовкой к спасательной миссии Консорциума, так что он улучил этот удачный момент, чтобы побыть немного в одиночестве. На многих давили размеры заполненного светом стеклянного купола, но для него они олицетворяли в первую очередь невыразимую малость его души в бесконечной свободе космоса. Он был лишь песчинкой в лоне хранителей всего сущего и зримого.
Где-то раздался шорох одежды и Халед медленно повернул голову, наблюдая за другими просителями, старающимися держаться плотными группами. Кажется, они тоже собирались на Газали. Большинство потомков первопоселенцев, таких как он сам – никогда не пренебрегали Благословением Моряка перед долгим и, нередко, опасным рейсом. А Газали шагал в неизвестность, которая могла пугать даже самое храброе и жесткое сердце. Не было никаких подробностей или ответов, лишь требования и разношерстная команда, которую редко посылают куда-то, где могут справиться обычные вояки. Им нужны были если не козлы отпущения, то те, кем не жалко пожертвовать, это Халеду было ясно и без слов.
Вернув взгляд к храму, перед которым он застыл коленопреклоненный, Халед еще раз прикрыл глаза, сложил руки на груди и поклонился, завершая безмолвную молитву просьбой направить его стопы и оградить тех, кто пойдет следом за ним от зла. Он постоял так еще какое-то время, силясь уловить ответ и, когда ему показалось, что тот пришел, наполняя сознание спокойствием и уверенностью – поднялся, аккуратно складывая коврик в прямоугольник не больше обычного платка, который спрятал в многочисленных карманах кафтана. Благословение было завершено, остался лишь шаг в неизвестность.
Избрав путь к транспортным лифтам через Мулухад, Халед то и дело останавливался, чтобы улыбкой и добрым словом поприветствовать людей, которые его знали. Когда ты работаешь в чайхане – не так уж и сложно подружиться со многими из тех, кто живёт или работает неподалёку. И хотя некоторые диалоги занимали почти полчаса – мужчина не спешил их прерывать, пока не ощущал, что собеседник выдохся. Он специально встал в несусветную рань, чтобы успеть посетить Купол до старта Газали, а потому никуда не спешил. Четыре часа сна были его лучшими друзьями за последнюю неделю, но несколько дней крио-стазиса наверняка восполнят утомление сознания, так что беспокоиться было не о чем. Есть время лишений и жертв, а есть время наслаждений и отдыха, как поговаривают Компаньоны.
По пути он завернул в Аль-Муаллим, сердечно поприветствовав и обняв Хакима, которому пришлось самостоятельно встать за стойку после заявления на так называемый отпуск Халеда. Он заказал кружку крепкого черного чая, очень дорогого, что лишь подтверждало отношение Хакима, и разговорился на добрый час.
- Эта женщина сведет тебя в могилу, соди’к, помяни моё слово.
Халед мягко улыбнулся и покачал головой. Конечно, если бы не Каору – он никогда бы не попал на Газали, и даже не потому, что ему бы не захотелось, а потому что без её рекомендаций никто бы не взял простого разносчика кальянов с дипломом кафедры философских наук Ан-Нуджум в спасательную миссию. Он там был просто не нужен, его таланты вообще никаким образом не сочетались с логикой путешествия. Но, всё же, благодаря ей – он туда попал.
- Ишадхи наурамаз*, не суди строго о ней. Она хорошая женщина и мой друг. Просто друг, Хаким. Вряд ли до конца своей жизни ты увидишь меня перед алтарем Ликов.
- Ааа, Шайтан! А стоило бы, стоило! Остепениться, завести семью. Странник слишком уж пустил в тебя корни, а! О чем я говорю. Возвращайся, соди’к, возвращайся, ибо в моём доме тебе всегда будут рады. Верой говорю.
- Спасибо, Хаким. Ты не представляешь, как много это для меня значит.
Это не было ложью. Он действительно ценил друзей или тех, кого мог так называть не кривя душой. Ценил места, которые мог бы назвать домом, такие как Университет или Аль-Муаллим. Места, где его знали, как улыбчивого, начитанного и доброго человека, а не демона, неумолимо выпускающего кишки своим врагам.
Видение на секунду вспыхнуло, когда он обнимал Хакима, но тут же ушло, оставив лишь кровавый привкус на языке и ощущение какого-то предупреждения, чего-то, понятного лишь ему. Именно об этом Халед и размышлял, медленно пробираясь к лифтам. Он не спешил, шел спокойно и уверенно, словно плыл сквозь толпу, придерживая рукоять меча и краем глаза следя за руками прохожих. В Мулухаде не стоило терять бдительность, даже если ты был человеком известным и почтенным. А он таковым не был.
Вид Газали привел его в недолгий ступор. Он слышал историю этого корабля, читал упоминания о рейсах в своей книге и искренне не понимал, как случилось так, что спрос на подобное искусство пропал. Послушники и ученики Храма Ахлям вполне могли бы выкупить Газали и превратить в космический храм своему учению и талантам, но вместо этого он оказался здесь – измененный и модернизированный Консорциумом. С сутью, извращенной и превращенной в нечто, лучше отвечающее сиюминутным требованиям.
Не удержавшись, Халед осенил корабль зигзагообразным жестом благословения Странника и на секунду прикрыл глаза, прося Лик, чтобы переход корабельной души из одного амплуа в другое прошел без помех. Древние суда были не менее живыми, чем люди, и не меньше чем люди сверкали песчинками духа в темнейшем море космоса, которое хранили Лики.
На массивном трапе корабля он занял своё место в очереди и спокойно ожидал приёма. В какой-то момент впереди случилась заминка, а охранники во второй раз обыскали улыбающегося бородача, в котором Халед быстро узнал земляка. Только у уроженцев жестокой и беспощадной Любау был такой замечательный, бронзово-медный загар – самый красивый в галактике. Однако, улыбка мужчины была крайне уместна, ведь лишить уроженца Любау оружия было невозможно. Они сами по себе были оружием, потому что суровая земля взращивала неизменно суровых людей. Иные не выживали.
Улыбка Халеда оказалась более мягкой, никак не вызывающей подозрений. Он снял с себя пояс с мечом, вложил в него кобуру для рельсового пистолета и крепко перемотал оба оружия, с поклоном вкладывая в руки немного опешившего стража. Похоже, в основном будущие спасатели пытались или припрятать что-нибудь, или зубоскалили с беднягами, просто выполняющими приказ. Как это по-человечески, верно? Одарив их еще одной улыбкой, Халед безропотно назвал имя и, получив номер отсека, двинулся внутрь, не задерживая остальных.
Его мягкие шаги по внутренним коридорам были столь же неторопливы и спокойны, как и шаги к самому кораблю. Он время от времени аккуратно пропускал вперед тех, кто спешил больше него, включая и темнокожую крепкую девушку, в которой после напряженного размышления узнал Таонгу, скользнувшую мимо без всяких приветствий. Однако, это его не обидело. Два года прошло со времен рейса Дабаран-Кориолис, вряд ли она могла сходу узнать его, занятая больше кораблем, чем людьми, как и всегда.
Проходя мимо предметов искусства, Халед ощупывал их внимательным взглядом, искал интересные и редкие картины, оценивал остатки былого величия и лениво размышлял о том, сколь сладко было бы оказаться на Газали в зенит его славы. Полуобнаженные танцовщицы с закрытыми лицами, извивающиеся на деревянных барных стойках, грохочущая или таинственная музыка, игра света в горячих водяных банях, наркотики, дурманы… иллюзии. О, как чудесен ты был, Газали, и как глубоко пал из-за людских желаний. Оставалось надеяться, что этот вояж станет первой ступенью величественного судна к былой славе, а вовсе не последним порогом к объятиям Межзвездной Тьмы. Во имя нас самих.
Брифинг он слушал в пол уха. Многие из первопоселенцев заволновались, напряглись, а Халед лишь задумчиво погладил короткую бородку и задумался. Он не понимал, чего все боятся, ведь Тьма не летала на кораблях. А если начала, то им всё равно конец, так зачем эти охи и лишнее внимание Ликов, привлекаемое религиозными жестами? Расточительно, преступно. Люди оставались людьми.
В толпе он заметил Каору. Хотел было уже подойти, но вовремя остановился, решив, что здесь у нее может быть немало знакомых, которым не нужно знать о дружбе девушки со скромным философом в ультрамариновых курте и шальварах. Так, впрочем, и оказалось. Довольно скоро к ней прилип какой-то тип, попытавшийся завести диалог. За окончанием оного Халед предпочел не наблюдать и тем же спокойным шагом направился к отсеку криокапсул.
Он продолжал временами останавливаться, изучать корабль и размышлять о том, сколько людей уже сошли обратно в Маляз Махфи. На приход трех сотен бирров он даже внимания не обратил. Куда их здесь тратить? И будет ли у них всех возможность потратить их вообще? Очень хитро, Консорциум мог отправить им и всю тысячу для верности. Превратить эти бирры в реальную валюту они вполне могли бы лишь при возвращении миссии обратно. Но не стоит думать о плохом, когда впереди горизонт возможностей, верно? Странник да направит к нему свет просвещения. А Моряк поддержит в пути и Халеда и Газали.
Так, почти к самому отбытию, Халед и оказался в отсеке криокапсул. Он обернулся вокруг, напоследок, оглядывая тех, кто уже улегся внутрь и тех, кто еще только собирался, а затем осенил всех символом Госпожи Слез и, глубоко вздохнув, улёгся сам, погружаясь в бесконечно долгий сон, лишенный сновидений. В его снах не было образов. Его сны всегда наполняла лишь Тьма.