Сначала Со Ён не поняла, что Макс смеётся. Заслышав его серьёзный тон, она тоже обернулась к охраннику и сурово нахмурилась, готовясь обрушить на него свои неудобные вопросы. Вопросов, разумеется, не последовало. Как только в словах Кимуры проскользнул смешок, а Зубаир невозмутимо начал объяснять причины своего «странного» поведения, Со Ён поняла, что бледнеет. Глупая, тысячу раз глупая! Ну как можно быть такой дурой? Она как будто услышала голос бабки, её рука сама собой выпустила пистолет так быстро, словно ожидала получить ложкой.
— Я просто... Я подумала, что... Простите! — Со Ён тут же сложилась в поклоне. — Пожалуйста, не обижайтесь. Это от нервов...
Охранник был прав. Но она не знала, что сказать на это, как правильно выразить то, что чувствует. Это словами не объяснить. Мокрые глаза Такаямы, захлебывавшейся кровью, вытягивали из Со Ён всю её показную выдержку — даже сейчас, когда уже не видела их, но всё ещё не могла прогнать от себя. И она до сих пор не говорила с Кимурой о том, что произошло на улице И Цзюя. За пулю, попавшую Такаяме в шею, она не несла ответственности, но за те, что полетели в протестантов — да. И всё как будто было связано. Всё началась с её неправильных решений, она запустила это. Со Ён плаксиво шмыгнула носом. Сложно было не съёжиться, защищаясь от настырного внимания начальника. Нет, не объяснить ему. Зажмурившись, она с усилием помотала головой.
— Я в порядке. Работать могу. К тому же, если бы господин Пэн узнал, что я отлыниваю, мне бы не поздоровилось! Да и тебе заодно...
Со Ён сконфуженно улыбнулась, пытаясь ободрить немного и себя, и остальных. Она впервые обратилась к Кимуре так, по-свойски. Это вышло случайно — и совсем не смертельно, надо же. В этот момент внутри неё как будто развязалось что-то, позволив спокойно вздохнуть и расправить плечи. Всю жизнь она училась говорить с окружающими правильно. А оказалось, что можно и по-людски. И это приятно.
Люди умирали этой ночью. Она внутренне содрогалась от страха и думала о романтических глупостях.