А Эйкинлистр в это время демонстрировал выдержку перед лицом опасности. Подобно пьяному ароматному коньяку он смотрел на дварфийку со дна чарки своими усталыми, помутившимися от недосказанности зенками. Но за ширмой усталости скрывалась страсть. Сейчас... Сейчас они все умрут... И сам Эйкинлистр, конечно, тоже. Ведь он не трус и не бросит товарищей в бою, даже если товарищи - это горстка самоубийц, затеявших лобовой штурм. Без осадных орудий, без хитрого плана и без подкопа - на худой конец. Даже скромной баллистой не обзавелись... А ведь из нее можно было бы подстрелить вожака гоблинов (он самый большой, в него легче попасть), и тогда враг непременно дрогнул бы. Эх, что говорить... Гробовщик сокрушаясь покачал головой и томно, протяжно вздохнул, а затем снова уставился на дварфийку. Да... Не зря ее называли Задзилль. Не в лицо называли, конечно, а... Кхм... За спиной. От этой навязчивой, но приятной, мысли Эйкинлистр машинально пригладил усы, облизал губы и замялся. Глаза нервно забегали по пещере, пока снова не уцепились за барышню мертвой, остекленевшей хваткой. Ведь шанс у него еще есть! Пока еще не завертелось...
Неловкой, сомневающейся походкой Эйкинлистр зашагал к объекту внимания и жгучего любовного интереса в такой отчаянный для всех момент, что ему казалось, барышня просто обязана принять его предложение в первый (для него) и в последний (для себя) раз. Обреченная пара - это так романтично, что гробовщик с трудом сдерживал слезы.