Несчастный Сдоба был удручён и обескуражен. Мог ли он ожидать такого подвоха от старого и доброго друга?
Затащить его, уважаемого артиста, в этакую дыру... Забытое всеми, затхлое, проклятое захолустье.
Одна только дорога сюда чуть не стоила Иохиму жизни.
Да что там, он ведь мог отморозить пальцы к чертям, простудить горло... Потерять голос!
О, боги, Рихтен,какого беса?
Иохим Сдоба путешественником был опытным, но безалаберным. Коварная южно-дарконская весна застала врасплох и его. Оставив все свои невеликие гроши в последней придорожной таверне, и даже не озаботившись хоть какими-то припасами, толстяк в дороге страдал от жажды и голода. Но лишь до тех пор пока его не настигли пурга и вьюга.
Тут уже совсем туго стало.
Распотрошив свой сундук, укутавшись во всё во что можно было укутаться, он продирался через сугробы, уже особо ни на что не рассчитывая. В голове, как назло, сами собой складывались какие-то прекрасные вирши, как с ним часто бывало в бреду. Но не было никакой возможности их ни записать, ни запомнить.
А в лицо ему ветер, и снег, и град:
—Эй, Иохим, воротися назад!
И упал Иохим и лежит на снегу:
— Я дальше идти не могу!
И сейчас же к нему из-за ёлки
Выбегают мохнатые волки...
Вглядываясь в белёсую тьму, Сдоба сжимал под плащом рукоять пистолета. Никаким волкам он даваться не собирался,конечно, да и вообще не собирался здесь помирать вот так... Если только пустить себе пулю в лоб?
В какой-то момент дорогу замело так, что продолжать путь стало совсем невозможно. Бедный бард уже подумывал о том, чтобы немножко передохнуть под какой-нибудь подходящей сосной, развести костёр... Согреться, быть может? Забыться, замёрзнуть.
Жизнь отчаявшемуся Иохиму спас мул. Отважное животное тоже не собиралось за так пропадать и, очевидно, обладало не только завидной выносливостью, но и каким-то природным чутьем.
Уцепившись за хвост своего ушастого провожатого, Сдоба чуть не с закрытыми глазами тащился по проторенному пути. И в конце концов оказался на окраине какой-то деревни...
О, боги, Рихтен,какого беса?
***
В Криане не оказалось ни ван Рихтена, ни трактира, ни даже приличной публики.
Ситуация в каком-то смысле была критичной, но Сдоба быстро пришёл в себя. Просушив вещи и почистив пёрышки, уже следующим утром он вышел на крыльцо, огляделся с хозяйским видом, и принялся очищать от грязи и моха старую трактирную вывеску. После чего отправился знакомиться с несчастными обитателями деревни.
Идея выдать себя за нового трактирщика явилась ему неожиданно и сразу пришлась по душе. Зачем?
Что же, может быть в этом обмане и не было никакого особого смысла, но такой уж есть Иохим Сдоба...
Да и ведь куда приятней будет коротать тут время, если местные будут считать тебя добрым соседом, а не шпионом из людоедской Фалковнии.
***
Быстро пробежав глазами письмо, Сдоба насупил бровки, задумался, перечитал ещё раз, пытаясь найти какой-то тайный смысл между строк.
Вздохнув громко, поднялся из-за стола и направился к выходу, посмотреть на гонца.
— Что же, ястребёнок, что ты стоишь тут? Проходи, согрейся у нашего очага... — улыбнувшись уголками губ, пригласил мальчишку в трактир — ... Ты, может быть, голоден?