Мое имя Март - в честь месяца, когда моя матушка дала мне рождение в одной из пограничных Хидденских деревень; я не буду упоминать название этого места, чтобы не навлечь на него несчастья. Грамотному горожанину может показаться странным такое имя, однако внимательное изучение святцев может вынести на свет божий такие благозвучные имена как Морпех, Бигмак и Олимпия - эти древние святые хоть и малоизвестны, и имена их уже почти не имеют хождения, в глухих поселках святые отцы гораздо более почтительно относятся к традициям, нежели холеные священники из крупных городов. Моего деда, например, звали Илоном - и по легенде, его святой покровитель некогда вознесся на небо в сверкающей колеснице. Жаль, что не осталось сейчас в мире подобных светлых чудес: современная магия сугубо практического свойства, а если и приходится чему удивляться, так это чаще какая-нибудь жуть.
Отец готовил меня к тому, чтобы я когда-то заменил его в кузнице, и я послушно и усердно помогал ему все свое детство. Но признаться, в лесу мне нравилось больше, чем в кузнице. В юные годы я мечтал уйти из деревни и жить в построенной своими руками землянке, или в шалаше, по сути, не важно где, лишь бы на природе. Такое мое стремление однако я держал при себе, однако с готовностью слушал охотничьи рассказы наших деревенских мужиков, да и сам порой уходил стрелять мелкую дичь, когда была возможность. А вот грамота мне тогда была безынтересна. Наш тогдашний пастырь, отец Джошуа, был, верно, в свое время прогрессивных взглядов, но я его запомнил как седого старика, рассказывающего нам диковинные истории о прошлых временах. Многие бурчали, дескать, не нужна ребятам грамота, только глаза ломают, однако он умел настоять на своем, да и любили его в деревне. Так что в итоге все мы прошли обучение, и по крайней мере расписаться умел каждый. Однако это закончилось тогда же, когда отец Джошуа почил в бозе. Нового священника нам все обещались прислать, но никак этого не происходило: верно, никто не хотел ехать в этакую глухомань. Чтож, проживи старик подольше, может и моя жизнь повернулась бы как-то иначе, кто знает?
Помимо нас в деревне жило довольно много народу, ну тогда мне так казалось, по крайней мере. Но из всех я выделял Сельму Риччи, милую Сельму, как я звал ее порой про себя. Она была дочкой мэра, и была она на год меня младше. В детстве мы порой играли вместе, и хоть она и коверкала из озорства мое имя, нам с ней никогда не было скучно. Но с возрастом она все больше отдалялась. Ее мечты занимали большие города, у нее были какие-то свои амбиции, мне тогда непонятные. Она была дочерью мэра, в конце концов, и хоть "мэр деревни" звучит для вас, может быть, и не очень серьезно, нам ее отец казался очень значительным человеком, и конечно такое отношение переходило и на его дочь. А меня все больше к ней тянуло, и под конец она стала меня как будто даже сторониться. Конечно, это ранило мое сердце, хоть я и сам тогда еще не способен был разобраться до конца в своих чувствах к ней.
Та простая и безыскусная жизнь кажется мне сейчас наполненной солнцем и радостью. Я помню, что у меня были какие-то свои невзгоды, но сейчас они мне кажутся столь ничтожными! Жизнь моя изменилась с приездом Человека из Города, таинственной личности по имени Аллен Моро. Он представился писателем, которому нужно время на уединение. Вроде как он писал некий исторический труд, дело то было долгое и ученое, и многие прониклись к нему уважением. Но другие отнеслись с мрачным недоверием, за глаза давали обидные клички, считая бесполезным богатеем, проживающим жизнь в праздности. Кто-то даже назвал его колдуном, но мы тогда посмеялись - ведь нельзя же на самом деле грамотность и склонность к чтению книг считать за волшебство. Но все же отношение к нему было в целом нейтральное - любые разговоры заканчивались тем, что нечего было ему предъявить: каких-то странностей за ним не водилось, если не считать того, что с наступлением ночи он надежно затворялся в своем доме и не вышел даже когда у соседей как-то раз случился пожар. Но мы и не ждали, что он вольется в наш сельский быт. Он был богачом, по нашим меркам, и горожанином, и человеком иной культуры. А манеры у него были в целом, приятные, и это располагало к нему даже скептиков.
Конечно, Сельму он до крайности заинтересовал. Мучимый ревностью, я наблюдал за тем, как она вьется вокруг него, расспрашивая о городской жизни, литературе и прочем. Моро был еще не стар, и благосклонно отнесся к компании белокурой красавицы, предоставляя дочери мэра столь занимавшие ее сведения. Они проводили вместе все больше времени, и как-то раз я подстерег Аллена у входа в его дом. Происходило все вечером, багровое солнце уже почти скрылось за верхушками деревьев, и длинные тени пересекали дорогу.
- Послушайте, послушайте, - вышел я навстречу писателю, - нам нужно с вами поговорить.
- Чего тебе, мальчик, я спешу и мне нет времени на досужие разговоры, - неприязненно отозвался мистер Моро, и меня тогда поразило это различие с его обычной приятной, внимательной манерой. Меня обуяло желание противоречить:
- Нет, нам придется поговорить, - упрямо гнул я свою линию. Однако хоть я и продумал заранее весь разговор, помню, что мной овладело смятение, и я быстро сбился. Влекомый горячностью, я пытался донести до него простую мысль, что не гоже ему, пришельцу и старику, столь наглым образом увиваться вокруг Сельмы, но он меня не дослушал и перебил. Ужасно расхохотавшись, он бросил мне в лицо:
- Глупец! - сказал он. - Поди попей воды и успокойся, и не подходи мне больше с этим бредом. Ее отец совсем не против нашего общения, да и сомневаюсь что она просила тебя за нее заступаться. О чем мы с ней разговариваем, то не твоего ума дело, недалекий ты селюк. Если тебя так мучит ревность, то найди себе пассию своего уровня, какую-нибудь милашку Сью с натруженными руками, а своими неуклюжими угрозами более не оскорбляй мой слух.
Он попытался было пройти, но взбешенный, я снова преградил ему дорогу. И тогда увидел я, как тени пришли в движение. Как будто в конвульсиях, они потянулись к нам по земле, и видя это я непроизвольно сделал шаг назад, не зная что сказать, и что делать. А в следующий момент неожиданно ловкий, точный и быстрый удар прилетел мне в лицо, и только успел я этому удивиться, как темнота поглотила мою душу.
...
- Я вижу, ты пришел в себя, - голос был узнаваем. Это был все тот же Аллен, только сейчас он говорил куда более хрипло, и его голосу вторило какое-то жуткое эхо. Моя голова жутко болела, все тело ломило. Мы стояли в дверях его дома, яркий голубоватый свет дорогого волшебного фонаря светил откуда-то со спины моего собеседника, и у меня не получалось рассмотреть его лицо. Вместо этого вся фигура собеседника представляла собой лишь сотканный из сплошного мрака силуэт.
- Признаться, ты меня поразил, - говорил Аллен, - немногие способны это выдержать. Чтож, твое счастье. Но впредь стоит молчать об этом нашем маленьком инциденте. Да и что ты сможешь им сказать? - он загробно расхохотался, и меня всего аж передернуло от этого смеха.
- Иди уже, иди, Март Харт. Ну и имена у вас тут конечно... Иди! - он подтолкнул меня к выходу, и я, послушно перебирая ногами, вывалился в прохладу майской ночи. В голове звенело, я не мог ни на чем сосредоточиться. Просто шел по темной дороге, и пытался расслышать некий разговор, который происходил где-то неподалеку, и будто бы имел ко мне какое-то отношение. Личности собеседников были от меня скрыты, голоса я не узнавал, но мне казалось очень важным услышать хоть что-то.
Наконец я дошел домой и встал на пороге. В голове немного прояснилось, и я постепенно начал понимать все те ужасы, что шептали мне черные кусты, силуэты деревьев и мрачные тучи, в которых то и дело скрывалась луна. Обуреваемый страхом, я прокрался в свой чулан - родители уже спали. Всю ночь я силился заснуть, но тени говорили со мной, кричали, я пытался им бессвязно отвечать, но не в силах был вымолвить ни слова.
В ту ночь я понял, зачем Аллену эта волшебная лучина. Ее свет не дает теней.