— Нет, ты же па-анимаешь, шо всё дело в расстоянии? — Никола сделал, как ему казалось, изящный пасс рукой, на самом деле едва не смахнув со стойки полупустой жбан с пивом. Сидящий рядом крестьянин, на чьём простоватом лице отражалась дичайшее мыслительное напряжение, опасливо отодвинулся и на всякий случай кивнул.
— Если б нам, значит, не надо было идти, например, до... — Никола немного завис. — У тебя вот родня где есть, в какой деревне?
— Ну-у... — протянул мужичок, — в Кислом Ручье тётка Устина живёт, в Опятках дядька Жмых да старуха Ружена...
— Ага! — парень перебил собеседника, — если б нам не надо было до Кислых Опяток три дня топать, то...
— До Опяток два дня ходу пешему, а до Ручья... — попытался вклиниться крестьянин, но бесполезно.
— Нива-ажна! Ты - ик! - консепсию понимаешь?! Если б не надо было топать, а, значится, могли бы мы сразу по желанию там оказаться, то и не было бы ощущения дороги, серьёзности достижения цели, завершённости важного дела, облегчения от того, что дошёл живой, и вообще!
Выпалив сию тираду, Никола приложился к кружке, залпом допив пиво. На лице крестьянина появилось опасливо-подозрительное выражение, и он начал потихоньку вставать, бормоча себе под нос:
— Это то есть как - по желанию? Это ж чорная магия, где это видано, чтобы люди да в Опятки по желанию, не-е, там же через лесок надо, и потом по берегу до оврага... Эт же супротив законов людских, нет-нет...
Не успел Никола снова открыть рот, чтобы изложить по новой тёмному человечку свою крайне интересную консепсию восприятия реальности, как тот шмыгнул в сторону и растворился в шуме и гаме корчмы. С досадой парень заглянул в опустевший жбан, будто надеясь, что тот по его желанию вновь наполнится пивом, отодвинул посудину и направился в сторону двери, дабы выйти на двор и справить нужду.
По пути краем уха он услышал разговор Рудольфа и Катаржины, да закручинился немного. Не нравилась пареньку идея деревенских мужиков стрелять, в конце концов, что они такого сделали? Остальные-то в отряде может никогда и не жили нигде, окромя городов, но Воршчек не понаслышке знал, каково это — отдавать постоянно али часть урожая, али гульденами за просто так отплачивать ближайшему городку, который по сути дела был такой же деревней, только где народу побольше, староста пожадней, да частокол покрепче. Ну, может ещё церковь была, да. А все преференсии, которые обычно обещались, дальше пустых слов не шли, ни мастеровых не присылали, когда надо было починить чего, ни мужиков оружных, чтобы от бандюков али зверей диких защититься — всё сами!
В общем, Никола прекрасно понимал, почему мужичьё из близлежащей деревеньки отказалось мерзкому Брюхатому мзду платить. Вот только не повезло им, что бравая кондота в этот момент под руку старосте подвернулась, а бравые вояки мужиков с кольями всяко предпочтут вооружённым северянам. Собственно, именно такой подход к делам и давал обычно воякам заслужить свою славу бравых, боевитых и удалых — другие просто не доживали до такого статуса.
В общем, стоял Никола у тына, покачиваясь, и справлял нужду под куст черноплодки. Куст тоже покачивался, как будто сочувствуя измышлениям парня, но при этом говоря, что, мол, ничего ты, Никола, с этим не поделаешь. Раз подписался на жизнь наёмничью, то и хлебай её полной ложкой, а иная дорожка короткая и ведёт она к ножику под ребро али петельке через сук. Радуйся, что это не твоя деревенька, дурачок, остальное не твоего ума.
Согласно кивнул Никола кусту, заправил рубаху в штаны да побрёл назад в корчму с твёрдым намерением взять ещё жбан пива да не думать больше думу чёрную, лучше уж на Катаржину искоса любоваться, да представлять... всякое.