Эх, надо было не слушать капитана, а рубить беззубого! А так успела она только к шапочному разбору, а все. Рубить издыхающих весело, но не так, как живых все-таки. С досады попинав тяжелым башмаком окрестные трупы, Катаржина, к изумлению своему, услышала стон. Голос подал уже вроде бы дохлый арбалетчик, по чьему бренному телу она, рвущаяся в бой, недавно славно потопталась. С одной стороны, это было неплохо – целым стрелок полезнее, а с другой – нельзя сделать улыбку от уха до уха.
- Командир, тут этот, Пташек, живой! Ты и ты!, - палец ткнулся сначала в Хардкора, а потом в Николу, - Идите сюда и поднимайте тело. Будем, ха-ха, делать из мертвеца живого! Что смотрите, мамка моя, говорят, была ведьмой из Швецландии, и я кой-чего в знахарстве разумею. Так что если мы не хотим делить его добро, тащите в сторонку!
…Пока мужчины организовывали лагерь, пани Холодкевич, перебинтовав сначала себя любимую, занялась Мацалом. То, что отрядные жеребцы имели возможность видеть не только тонкую белую рубаху, но и светлую кожу под ней, женщину не смутило: продемонстрировав всем средний палец, она, шипя как заправская кошка, обработала след от удара и принялась за стрелка.
В ход пошли бинты и травы, свежие и сушеные, крепленное вино из фляги и непонятные слова, перемежаемые иногда вполне отчетливыми матюгами. Катаржина не была уверена, что эти заученные фразы помогут, но не мешали они точно, да и сосредоточиться помогали.
- Та-ак… Красное с красным, желтое с желтым, белое с белым и будет хорошо, курва. Вот и замечательно… Пей! Пей, кому говорю, а то вместо вина ослиную мочу хлебать будешь! Ага… Тут живницу… Не ерзай! Прижгем чутка… Все, жить будешь! Даже женилка не отвалилась!
На слова Рудольфа наемница адержанно кивнула, принимая похвалу, а вот Кошеку ответила обстоятельнее, перекидывая в процессе разговора травинку из одного уголка рта в другой:
- Ладно, братец, будешь так будешь. Замяли забыли. Главное не только тылы, но и таранный профиль прикрывай. А пока что до утра постарайся не дергаться и жрать похлебку. Я туда кое-чего добавила. На вкус словно старые онучи, но пользы как от жбана пива.
Пожрав вместе со всеми, Катаржина занялась нелюбимым исконно бабским ремеслом: шитьем. Урод, которого даже болт не смог сделать красивше, не только пустил ей юшку, но и, отродье бычье, продрал камзол, за который деньги плачены. А ходить с дырищей на боку – поносно.