Григори никогда не видел моря и никогда не дышал его воздухом. Много раз он старался представить себе, на что он похож - воздух, напоенный солью и морским ветром, несущий тебе в лицо мириады крошечных капель, которые как невидимые иголочки покалывают кожу... Все это были не его собственные слова. Да и что может сказать о море юноша, выросший на затеряной среди сонных полей тихой ферме? Так говорил Арвис, моряк который когда-то и заразил Григори, тогда еще маленького мальчика, морем. Он много рассказывал, много непонятного и даже пугающего... Но всего словами не передать. Да это и невозможно. Каждый видит что то свое. И неожиданно для него самого, море напомнило Григори о доме. Появилось какое-то странное спокойствие и уверенность в завтрашнем дне, которую он чувствовал только когда стоял босыми ногами на рассохшихся теплых досках крыльца и смотрел на освещенную заходящим солнцем золотую пшеницу, мерно колышущуюся под легким ветерком.
Опустившись на первый попавшийся камень, молодой человек принялся жадно рассматривать постепенно синеющую и становящуюся все темнее и темнее морскую гладь. Солнце медленно садилось, словно уходя в невообразимые глубины, прячась от глаз людей, а первые, еще робкие и пугливые сумерки скрадывали детали окружающего пейзажа. Но только не море. Оно само было словно соткано из этого сумеречного полотна. Моргнув, юноша с удивлением протер глаза. Ему показалось что он заметил легкую, клубящуюся над волнами синеватую дымку. Несколько секунд он сидел неподвижно, судорожно пытаясь отыскать то воспоминание, которое заставило его застыть, словно он слился с тем камнем, на котром сидел.
- Кто увидит дым голубоватый, поднимающийся над водой, тот пойдет дорогою проклятой, вечною дорогою морской... - прошептал Григори себе под нос. Эти слова часто повторял Арвис и теперь они словно сами собой всплыли из глубин памяти.
Краем уха он услышал как скрипит гравий, словно под чьими-то сапогами, и звуки, похожие на звуки шагов. Раньше бы это заставило Григори хотя бы обернуться, но сейчас, завороженный открывшейся перед ним картиной, он не мог даже представить чтобы реагировать на что то, как на угрозу. Разве рядом с таким чудом может существовать что-то недоброе?