Она теплая, мягкая, податливая. Даже через форму слышно, как быстро колотится ее сердце, заходясь неровным, диким стуком. Она совсем юна – но не бегает в панике, не кричит, не размазывает слезы, не стоит соляным столбом, ожидая, когда за нее решат, а что-то пытается сделать, как-то пытается помочь. И то, как льнет она к Уиллему, это не слабость, не попытка спрятаться и переложить ответственность на чужие плечи: она просто ищет тепла, поддержки и ободрения, как просит руки поскользнувшийся на льду человек – помоги мне подняться, дальше я справлюсь самостоятельно.
Гладко выбритой щеки касается теплое дыхание, губы на миг касаются кожи, оставляя короткий и неловкий поцелуй. Офицер размыкает объятия, опускает руки и Маша. Кивает отрывисто, тонкую ладонь, бледную, как полотняный отрез, к сердцу прикладывает – и снова опускается на колени рядом с раненным. Воркует что-то непонятное, но успокаивающее, одним рушником, поменьше, кровь вытирая, а второй, пошире, рядом держа наготове. Действует сосредоточенно, собранно, словно и е волнует ее перестрелка вокруг.
А, может, так оно и есть? Она верит ему, Уиллему, что он защитит ее и отчий дом, вот и не знает страха. А вот мужички-ополченцы явно чувствуют себя не в своей тарелке: нервничают, дергаются, любому подозрению на выстрел готовы поклониться, лишь бы не зацепили. Толку от таких вояк, конечно, почти ноль, но хоть присутствие обеспечивают.
Посыльный выслушивает приказ и, коротко козырнув, бросается обратно – стремглав, со всех ног, стараясь как можно быстрее передать указания. Сейчас все зависит от того, как быстро справится этот парень, и как его поймут другие: все ли учтут не станут ли заниматься самодеятельностью. Лейтенант-полковник сделал, что мог и как мог, обрисовав канву действий, и теперь дело зависит от других. Донахъю, скорее всего, медлить не будет – судя по рекомендациям Джесса, этот офицер – деятельный и решительный. А вот сам Джесс… Майор явно не хочет терять людей, и может быть излишне осторожным, а, значит, медлительным. Это может навредить: война, как оказывается, не терпит ни спешки, ни неторопливости. Но об этом станет ясно позже, а пока…
Гавкает сверху «Льюис», и, кажется, ему уже не отвечают: красные, видать, попрятались. А вот американцы по правому флангу, пользуясь затишьем, осторожно двигаются вперед. Центр боя сейчас, судя по звукам, сместился к сектору берег-мост: туда, куда комендант направил капитана Мура со вторым фланговым отрядом. Большевистский пулемет затих, и вместо него разрозненно заклекотали винтовки. Льюис тоже почти прекратил отвечать – видимо, американцев прижали огнем. Если это так, то мост снова открыт, и через него может как подкрепление прийти, так и прорвавшиеся силы отойти.
Но и это предусмотрено: приказом занять дом слева удастся снова взять сектор под контроль. Сержант, выйдя из дома, скликает еще людей, и откуда-то из-за поленицы, с грядок, из-за угла дома появляется еще несколько человек: из тех, видимо, которые при пулеметной атаке рассредоточились, да так и не вернулись на улицу. А из глубины Обозерской появляются, крадучись, еще несколько человек – на сей раз в знакомой оливковой форме. Ими оказались стрелки из отделения Керра – капрал МакНамара и еще три бойца. Американский сержант, не чинясь, их сразу привлек к атаке – и неполный десяток человек, примкнув штыки, ринулся вперед, не обращая внимания на то, что артиллерия снова начала утюжить южный фронт.
Из дома не стреляли, и почти сразу же на улицу вышли рядовые Литтл и Фергюсон, конвоирующие два десятка фигур с поднятыми руками. Грязные, мокрые, небритые, одетые совершенно разнородно: в военную, гражданскую, вовсе какую-то непонятную форму. Пленные, кажется, были и не особо-то расстроены, что их захватили – на стрелков они, конечно, настороженно косились, но в целом никакой обеспокоенности не выражали.
А пока сержант собирал людей и шел в атаку, пока ополченцы оттаскивали тела, комендант снова общался с русской девочкой. Та, услышав вопрос, быстро-быстро закивала:
- Доктор – станция. Большевики, - она потянула себя за руку, словно уводя куда-то. Есть, - она помедлила, - фершал. Санитар. Станция, - кивнула головой. – Старый. Не уходил. Тут. Они? - Маша вопросительно ткнула пальцем в раненных. – Женщины могут помочь. – Смотрит большими глазами, губы сжаты в тонкую нить. В глазах в глубине сидит страх, но она не дает ему прорваться. Надеется явно, что добрый заступник поймет ее.