Здесь, с правой стороны деревни, азартно тарахтят винтовки, тот тут, то там слышны задорные выкрики. Там же, у моста, постреливают вяло, словно нехотя, будто кроме того безумного пулеметчика больше никому воевать не хочется. Да и звуки там соответствующие – все больше надсадные, раздирающие сердце стоны раненных. Тем большевикам, что не повезло получить пулю во время перебежки, никто не помогает – дураков нет соваться под американские пули. А вот тех янки, кому болос пустили кровь, оттащили за забор – Поллок видит, как санитар зашивает бледному, как полотно, парню ногу, а стрелок с окровавленной головой держит раненного за плечи, на давая дернуться.
Да и вообще, если присмотреться, все кажется не так уж худо: после того, как пулемет скрылся, залегшие бойцы начали менять позиции и выяснилось, что убито всего человек семь, вряд ли больше: существенные потери для неполной роты, но незначительные в целом для гарнизона Обозерской. В любом случае, красных русских погибло в разы больше.
Американцы наступать явно не собираются: вон, откатившийся за поленицу Мур тоже командует «не высовываться, продолжать огонь». А вот у Поллока другие планы – и верно, обороной войну не выиграешь. Нырнув в проулок, он видит распахнутую калитку, а во дворе – несколько выломанных досок забора и рассредоточившихся американцев, один из которых, поставив «Льюис» на бочку как на опору, высматривает жертв. Короткий приказ, и сержант с четырьмя бойцами поступают в распоряжение коменданта.
Бросок дальше по улице, к дому Князева. У забора скорчилось несколько серых фигур, до одури похожих на противников. Сержант-янки на бегу стреляет, не разбираясь, и пуля расщепляет доски над головой сжавшихся, бросивших винтовки бойцов. Дальнейшую стрельбу шотландец успевает остановить, увидев на рукавах ожидающих неминуемой кончины мужиков грязно-белые повязки – это свои, деревенские ополченцы. Команд они не понимают – ах, где же Арнович! – но жестами удается объяснить, что они теперь следуют вместе со всеми.
Русские поднимаются: степенные, бородатые мужики в потертых шинелях без знаков отличия, под которыми видна простая крестьянская одежда. На лицах застыла печать испуга – воевать это вам не рассеянных врагов по лесам отлавливать – но приказов они слушаются. Пока что, по крайней мере. Уиллем понимает, что в обороне ополченцы еще что-то смогут сделать, а вот повести их в атаку вряд ли удасться, настрой у них уж больно не боевой.
Выросший до девяти человек отряд врывается во внутренний двор дома Князева через маленькую калитку у хорошо знакомого коменданту сарайчика. Единственным врагом здесь оказывается дубовый чурбак с вбитым в него топором – один из американцев, не заметив препятствия, влетел в него и разразился грязной руганью. Ударом ноги отпихнув помеху, он, прихрамывая, поспешил за остальными.
Первый же парень в хаки, ворвавшийся в дом, успел только крикнуть «Болос!», прежде чем прогремел выстрел, ответом на который стал болезненный вскрик. Оставшиеся тут же порскнули по сторонам, спасаясь от обстрела, а сержант, не мудрствуя лукаво, высадил стекло и открыл огонь. Остальные, видя, что никто не вырывается на улицу, поддержали его рассеянной стрельбой. Наконец, следуя отмашке командира, один из бойцов ворвался внутрь:
- Чисто!
Поллок вошел вместе со всеми, прошел через знакомые сени, оказался в комнатушке, где еще недавно держал совет. Здесь, упав лицом на стол, лежит незнакомый парень в картузе, а по белой скатерке бегут алые ручейки. Еще одно тело в какой-то грязной тужурке валяется у подножия лестницы, до сих пор продолжая сжимать винтовку. А чуть дальше, у стены, одно на другое накиданы три дела – два с белыми повязками на рукавах, и одна в темном платье – та самая ворчливая старуха. Кинуты небрежно, как бревна, руки-ветки в разные стороны топорщатся, у бабки платье задралось и видно исподнее.
Чуть поодаль, в углу под иконами, сидит знакомая фигурка Маши держащей на коленях красную от крови голову отца. Уиллем не успевает ничего предпринять: сверху слышится звонкое «с-суки!» - шотландец уже знает, что это ругательство – и винтовочные хлопки. Хватается за грудь, сползая на пол, бородатый ополченец, бросив винтовку, мычит вцепившийся в щеку помощник пулеметчика. Снова тарахтит тупорылый, похожий на самоварную трубу «Льюис», раскалывая в щепки перила. Очередь вцепляется в тело наверху, злыми собаками рвет его. Внезапно все смолкает. Со звуком, с каким на землю кидают свиную тушу, на пол падает красноармеец.
Снова возвращаются звуки. «БА-АХ! БА-АХ!» - соло бога войны заглушает все остальные голоса. Полок видит через окно, как снаряд рвется на площади, заваливая внутрь заборы и поднимая в воздух тела убитых и раненных. Снова начинается затихшая было винтовочная пальба, а тут еще коменданта за рукав дергают. Лейтенант-полковник оборачивается и видит знакомого стрелка. Которого посылал искать связистов. У того улыбка до ушей:
- Передал все, сэр! Какие будут указания? Я там дальше по улице засеку видел, там за ней ваши сидят. Позовем, может?