Петр Юльевич ответил на рукопожатие: его рука была мягкой, несколько рыхловатой и вялой рукой человека, к физическому труду непривычного.
- Рад знакомству. – он степенно кивнул. – С вашего позволения, я воздержусь от принятия поздравлений, к тому же для меня не сильно-то что изменилось: разве что почты и телеграф переложили на другую душу. Но раз уж произошло так, как произошло, и Николай Васильевич с Георгием Ермолаевичем какого-никакого, а компромисса достигли, то будем работать с тем, что имеем. Смею надеяться только, что и впредь все заинтересованные стороны не лишатся умения соглашаться с друг другом и искать выгодные для всех пути. Но лучше бы они это делали не глухой ночью. А вы здесь какими судьбами, кто вам здесь протекцию оказывает?
Ах да, прошу простить мои манэры! – вспомнив о чем-то, воскликнул он. – Просыпаться, да еще так внезапно, тогда, когда приличные люди только отходят ко сну для меня тяжеловато – годы уже не те. Курите?
Тем временем в комнате возник ажиотаж, когда кто-то из чаплинской свиты принес пару пузатеньких бутылок шампанского. Господа офицеры и их гражданские сторонники приободрились, разулыбались – выпивка была именно тем, чем следовало завершить утро успешного переворота.
- Разливайте. – раскатисто скомандовал каперанг. – Господа, кто еще претендует на эту амброзию? Дважды приглашать не будем! Петр Юльевич, - окликнул он Зубова, - вам налить? А вашему собеседнику.
- Э-э-э, - задумчиво протянул управляющий отделом внутренних дел, в душе которого завязалась самая настоящая борьба. Но здравый смысл все же победил, хотя и не без труда. – Я, пожалуй, откажусь, Георгий Ермолаевич – больно рано сейчас. А вы, Николай Борисович? – повернулся он к Рощину. – Не стесняйтесь, если что: я вас представлю господину каперангу и иным присутствующим с ним лицам.