Войлоков быстро наклонился, подобрал упавшую сумочку, но Ротт её не забирала (похоже, вообще забыла про такой пустяк как какая-то там сумка), и путеец продолжал сжимать сумочку в руке, послушно следуя за растерявшейся и возмущённой женщиной, испытывая неимоверное смущение из-за того, что стал причиной такой её растерянности. А ещё из-за того, что внезапно поймал себя на таком же ощущении по отношению к Ротт, какое чувствовал несколько минут назад по адресу Ивана и Автонома: Агнесса Фёдоровна показалась ему испуганным, расстроенным, разочарованным ребёнком.
Тут к ним подскочило белозубое чудо с кошко-новостями, и рабочий невольно улыбнулся и бодро кивнул в ответ на приветствие Насти.
Потом он сел, куда приказали, и его бодрость с весело-беспечной моментально сменилась на деятельно-горькую. Войлоков молча, продолжая глядеть в лицо Агнессе Фёдоровне, выслушал медицинское резюме. Подняв глаза на Родиона, классная дама встретила его внимательный и вдохновенный взгляд.
Когда женщина договорила, большевик предпринял попытку вернуть сумочку владелице (руки его подрагивали от волнения) и заговорил горячим шёпотом, время от времени невольно срываясь в приглушённый голос:
- Товарищ Ротт, Вы же образованная... Вы же умная, образованная женщина, а повторяете всю эту антибольшевистскую чепуху, не разобравшись. Сами корите интеллигентов, что нахватались по верхам - а сами то же самое. Да Вы ж видите, какой балаган везде! И сами, поди, не хуже моего понимаете, сколько везде сволочей-приспособленцев, которые любой ярлык на себя натянут, под любое знамя приползут, только бы чай с сахаром хлебать да баб...
С языка едва не сорвалось, и Войлоков в горячности происходящего полумашинально оборвал себя, "съехал" с койки, чтобы снизу вверх заглянуть в лицо врачу, продолжая:
- Вы честная, принципиальная - и думаете, что все такие? Ни хрена. Таких-то мало как раз, очень мало.
Он с силой выдохнул, понимая, что слова не успевают за мыслями и начинается перескакивание с одного на другое, а связки между этими перескоками Ротт наверняка не улавливает.
- Так я говорю: прихлебателей и подстилок - как грязи. Была тут Советская власть - так они примазывались к Советам. А как ушли отсюда большевики, так и они, поди, перелицевались сразу. Нет? Вы тут живёте, Вам это виднее. А сколько ещё... знаете... после войны. Там-то сразу видно, кто гниль, а кто нет. И в тюрьме тоже. А так вот, на воле - ты поди разбери его, большевик он, просто сбившийся с верного пути, или сволочь приспособленческая, или озверевший на войне как бешеная стерва, или просто дурак, сорока. Вы говорите, что Америка, что там хорошо живут. Что простые люди там хорошо живут. А я видел сегодня, как их пригнали сюда на убой как скот. Это, что ли, "хорошо", по-Вашему? Вы думаете, американские буржуи примчались сюда помогать, бить гадов-большевиков? Вы раскиньте мозгами! Им это к чему? Какой им резон? Зачем им нам помогать? Да они ж за грязь нас держат! Насмотрелся я... Язык у них английский? Навидался я англичан. А знаете что на самом деле творится? Пригнали сюда этих желторотиков - на убой. Плевать им потому что!
Войлоков сообразил, что совсем сбился, и проговорил медленнее и тише:
- Потому пригнали, товарищ Ротт, что им - буржуйской их власти - плевать, сколько таких телят тут поляжет. Им одно только важно - чтобы у нас тут не получилось власти рабочих, батраков и крестьян. И пусть тут хоть все эти мальчишки полягут - оттуда новых пришлют, а потом ещё пришлют, и ещё. Потому что если у нас тут получится власть рабочих, то - они ж понимают - у них там тоже полыхнёт. И везде полыхнёт. Потому они и задёргались все. И шлют сюда простаков этих, а те и рады стараться. Я и сам такой был. Ходил воевать - а за что воевал-то? И они - за что?
Родион выпрямился, не замечая боли в ноге, и стал медленно подниматься.
- Никуда я отсюда не уйду. Хотите сдать меня - ну, сдавайте. А я найду, кто меня языку обучит, и объясню им, за каким чёртом их сюда приволокли. На посудине красивой привезли. С шиком. В кинематографе будут показывать - видел я, как аппарат ставили. ...Вы же в гимназии учили, поди, логику?.. Я их не могу так бросить. Это всё равно что кучу детей бросить на штыки. А Вы - что? будете наблюдать, как их - тёмных олухов деревенских - тут на кишки размотают? Или пойдёте и растолкуете им, как оно всё на самом деле? Вам проще, чем мне, - Вы язык их хоть немного знаете. А я не бельмеса. А всё-таки я пойду и буду им разъяснять. А уж это Вы сами для себя решайте: помогать мне или нет.
Взгляд Войлокова, в котором горела ненависть по отношению к классу эксплуататоров, потеплел - железнодорожник теперь смотрел на Агнессу Фёдоровну сверху вниз, ничего конкретного от неё, в общем-то, не ожидая, но и не желая, чтобы она решила, будто его обвинительные слова свидетельствуют о неприязни к ней. Неприязни не было. Было только сожаление о том, что его выгоняют и у него совсем нет времени, да ещё вернулось нежелание навязываться.
- Пойду я. Извините, что побеспокоил и так... - Войлоков махнул рукой, не находя верного слова, - расстроил, в общем.
Он двинулся к выходу. Теперь надо было искать Джейкоба. Теперь надежда только на него. Родион восстанавливал в памяти словесный портрет, чувствуя, как за точными словами описания всплывают перед внутренним взором и черты облика жизнерадостного еврея-переводчика. Войлокову вдруг представилось, как Гольдман нарывается на шрапнель и как его живой, чёрный взгляд подёргивается мутной плёнкой, и Родион скрипнул зубами от досады. Очень мало времени у тебя, товарищ Войлоков. Времени мало, а работы много. Остаётся надеяться только на то, что несмотря на его упрямство, Ротт не заявит на него белым. Но рассчитывать на это, надеяться на это - нельзя. Нужно работать быстрее.
Войлоков размышлял о том, с какого боку было бы удобно подкатиться к Джейкобу. Притворяться он не умел - и знал это. Но и выложить всё вот, как сейчас Ротт, - тоже нельзя. Нужно как-то осторожно подобраться. А как? Было о чём поразмыслить, разыскивая казармы янки. Сам интерес к Гольдману тоже ведь надо как-то объяснить... Тут, впрочем, была надежда, что объяснить-то будет достаточно только то, что он не понимает по-английски, а дальше - кто знает? - может, как раз Гольдмана и дёрнут, нехай переводит...