- Хорошо. – ответила чуть порозовевшая Данилевич, стыдящаяся, видимо, своих откровений. – Пойдем. – девушка поправила ворот, разгладила на юбке несуществующие складки и отправилась вслед за Машей назад, в обитель своих британских коллег. Высовываться Верочка явно не собиралась, предпочитая держаться за левым плечом подруги. А пока барышни неспешно шли по коридорам, контрразведчица негромко поясняла свою идею.
- Понимаешь, мы же все-таки дилетанты, к тому же предпочитаем работать, как бы это так сказать, чисто. Продолжая цитировать наставления Петра Васильевича, некоторые из наших оппонентов, к сожалению, не понимают, когда с ними общаются мягко и пытаются убедить поделиться информацией добровольно. Такие люди, - горестно вздохнула она, - считают, что разглагольствования и рассуждения есть признак слабости, и полагают, что если с ними миндальничают и менжуются причинять боль, то, значит, и не сделают ничего дурного. Посему они, без смущения будут молчать, лгать, продавливать свою версию ситуации, и взаимодействия с ними не наладишь.
Господа же из полицейского департамента, а уж тем паче те, кто работают в тюремном управлении, не столь щепетильны, как мы, и могут быть, - она замялась, - несколько более убедительны. Вот я и решила прибегнуть к помощи профессионалов: если уж и после этого господа спекулянты будут уверять, что они не большевики, тогда нам только и останется, что им поверить. А если признаются… Мне лично не зазорно поделиться лаврами раскрытия подпольщиков с кем-то еще.
Под такие разговоры девушки достигли допросной. Лейтенант Коллинз все также спокойно слушал льющуюся рекой речь капрала, его подчиненный по имени Вэнс продолжал стенографию – в общем, за время отсутствия ничего не изменилось. Стоило же только появиться барышням, как офицер резким жестом прервал словоизлияния Хайновича и участливо поинтересовался:
- Как Вы? Все в порядке? Могу ли я чем-нибудь помочь?
- Благодарю, не стоит. Я… чувствую себя немного получше. – Верочка снова стала походить на бледную немочь.
- А вам, госпожа Мэри, - с волнением в голосе уточнил лейтенант, - могу ли я быть, - он внезапно перешел на плохонький, корявый, но вместе с тем без труда узнаваемый русский, - чьем-то таки польезен? – судя по закравшемуся словечку, становилось ясно, кто подбросил юноше эту фразочку.