Смотря на коллегу, Вера нервно кусала губы и теребила лист бумаги, не видя, как на нем один за другим появляются заломы. Хайнович распинался, писарь поскрипывал карандашом, лейтенант Коллинз задумчиво слушал с улыбкой победителя, выдававшей его торжество. Поднявшись с места – только стул проскреб по полу – контрразведчица решилась.
- Простите, что прерываю, - слабым голоском начала она, - что-то мне душно. Голова… кружится.
- Ох! Разрешите помочь? - офицер аж подпрыгнул.
- Нет-нет, не утруждайте себя. – болезненный тон и вялый жест рукой. – Мария Карловна, проводите меня на улицу.
…Стоило девушкам оказаться за дверью, как вера преобразилась – томная слабость пропала, на ее место пришла уверенность. С настойчивостью маленького буксирчика Данилевич взяла подругу за руку и потащила за собой, прочь из коридора, полного заинтересованных взглядов и посторонних ушей. И только оказавшись за пределами здания, отойдя под молодой дуб, чью листву уже тронула осень первыми, пока еще осторожными мазками, Вера развернула Машеньку к себе, положив руки на плечи. В негромком голосе девушки, чуть дрогнувшем, сквозили забота и опасение:
- Маша, ты как? Все в порядке? Не расклеивайся и даже не думай, что все в пустую, что мы тут зря. Если даже не красные – мы поймали за хвост бандитов. Разве это не важно? К тому же они вполне могут быть коммунарами – это их же профиль: отнять и поделить. Вот поделенное они и сбывают! К тому же разве это не хороший способ для красного агитатора – подружиться со сребролюбивым янки и через него воздействовать на остальных? Еще ничего не кончено, родная! Мы еще раскрутим клубочек, верно?
Я предлагаю самых подозрительных сдать в тюрьму с подозрением в большевизме, а там пускай уже люди господина Гумберта разбираются, так это или нет. Но если у тебя другие идеи – я всецело на твоей стороне!