При появлении Хайновича вдруг всплыли в голове верочкины слова, сказанные про Петра: "Он – не сторонник действующей власти. Но вот противник ли?". Пожалуй, про Абрама Хайновича эти слова были как нельзя кстати. Эдакий типчик, и вашим и нашим, предстал перед девушками во всей своей красе.
Мария же сызнова, как по накатанной, скользнула на свой наблюдательный пост, коим был нейтралитет, без эмоций, без предсказаний или предположений, что помогало держать голову в холоде и отмечать перемены в облике собеседника.
Более того она весьма уютно расположилась на стуле - в ее усталых ногах правду искать не приходилось.
- Доброго дня, капрал. Мария Карловна Иессен, - представилась Маша, отмечая, как странно звучит в этих стенах ее полное имя. Будто огромную хрустальную люстру внесли в каморку, где и огня-то не сыщешь, чтобы поджечь сразу полсотни свечей.
- Как вы понимаете, мы не просто так здесь и вынуждены, к тому же, говорить вне протокола. Вы, господин Хайнович, вполне вправе не отвечать, однако же мы скажем вам то, что наверняка не скажут ни англичане, ни американцы, подданным которых вы являетесь, пока дело не примет совсем уж скверный оборот. Господин Хайнович, скажите, вы догадывались, что привлекли к торговле с американцами членов большевистской ячейки?
Мария Карловна говорила открыто и честно, потому что считала эту версию - одной из десятка вероятных "правд", которую никто из них наверняка, увы, не знал. А потому юлить и выдумывать, как скрыть обман, ей не приходилось.
По этой версии выходило, что бедняга капрал - эдакий дурачок-простачок мог запросто позвать отовариваться своих шапочных знакомых, не зная их истинных намерений. Звучало так, словно сам Хайнович - благодетель и желал лишь добра и денег, а вот, угодил в историю, из которой, возможно, выберется сухим при помощи вот этих двух милых барышень.