— Kamerad Lett! — сходу обратился к Фрайденфельдсу Фукс, видимо, ожидая, что помощи Трошки в разговоре с латышом не потребуется. — Ich bin Fuchs, Sie müssen von mir gehört haben.
Фрайденфельдсу же было вовсе не до biedam vācietim. За время драп-марша он успешно накрутил себя, что вроде и надо побыстрее, но что и надоело отступать, и все такое прочее, в общем, был глубоко погружен в себя. Больше спотыкался, чем отступал, так что подвыдохся немножко за день, да и вообще за последнее время. Даже устал удивляться, только посмотрел непонимающим взглядом на злостного нарушителя формы одежды (по форме больше-то и понял, что немец) и для начала его отшил (все равно половины слов не понял по давности годов), обратившись к Мухину:
- Комиссар, это что еще за явление? Или белая пропаганда про немецких наемников, оказывается, не того,.. как это... не-без-основательна?
– Никак нет! – откликнулся Мухин. – Это наш немцок, большевик, я партибилет видел. Фукс. Говорит, из отряда Баранова, – он пожал плечами. – Мы на них в лесу натолкнулись.
Что дальше будет? Может, договорятся сейчас командиры, да и ударят по интервентам вместе?
Знакомый предбоевой азарт, унявшийся было, снова заговорил в душе моряка.
"Вот бы и ахнули!" - подумал он, но решил, как говорится, "разумением не смущать начальство."
Кто его знает, сколько там у этого Фукса людей, может, ты да я да мы с тобой.
– Немец-большевик? Забавно. – под нос пробубнил Вацлавс и, шумно выдохнув, снова проигнорировал немца:
– Стрелки – развернуться, контролировать сторону, откуда мы вышли. Пулеметчики, проверить расход, доложить.
И только сейчас все-таки решил поговорить с "явлением", потому что уже отмазок было не придумать.
– Ich habe nichts... über Sie und Baranow... эээ... хёрен, да... хёрте, гехёрт... gehört. Entschuldigung, mein Deutsch ist schlecht.
И тут до взводного дошло:
– Слушай, Мухин, как же вы с ним разговаривали, если он по-русски ни бельмеса?
— Дык я переводил-то, — выступил из-за спины Фукса Трошка. Фукс оглянулся на своего помощника с облегчением: было видно, что без этого кривоватого и неказистого мужичка немцу-большевику в этих местах никуда.
— Troschka, übersetz! — распорядился Фукс и начал бойко частить по-немецки, бегая глазами с Фрайденфельдса на пулемёт.
— Мы тут это, — оживлённо жестикулируя, почти без запинки пересказывал Трошка, хоть и скорей объяснял своими словами, чем передавал речь Фукса, — мост перейти собирались, а вы из пулемёта жарить начали, мы и остановились. А раз у вас тут пулемёт (Фукс действительно указал на максим), вы их сейчас должны прижать к земле, прикрыть нас, так сказать. А мы через мост вдарим, деревню возьмём и в самый тыл англичанам выйдем! — на этих словах Фукс азартно пристукнул кулаком о свою изгвазданную в грязи ладонь.
Глаза Мухина загорелись.
"Ну же, командир!" – говорил его взгляд.
– Умные все стали, я смотрю, — Фрайденфельдс хмыкнул и, почесав щетину, спросил: – Спроси, сколько у вас людей. Или вы вдвоем деревню брать собрались?
Здесь помощь Трошки даже не потребовалась: переводчик только раскрыл рот и обернулся на своего командира, как Фукс гаркнул:
— Skolko? Batallion!
Похоже, Фрайденфельдс умел художественно хмыкать по любому поводу. В этот раз он хмыкнул уже недоверчиво и, не стесняясь, высказался:
– Ну у меня вон все бойцы, что есть, а вроде как пулеметный взвод считаемся. Сколько у вас конкретно людей, стрелков?
И потом уже он задумался. Если действительно есть какой-то отряд Баранова, и этот отряд размером действительно с батальон, что, конечно, сомнительно, но возможно, то, видимо, придется просто взять под козырек. А кто там еще такой этот Баранов есть?..
— Towaritsch Lett, — проникновенно сказал Фукс, беря Фрайденфельдса за плечо, — Zeit ist goldwert, wir sollten nicht mehr trödeln! Usnere Kameraden, — он показал куда-то в сторону, откуда всё так же глухо доносились звуки боя, треск пулемётов, винтовочные хлопки, — jetzt sterben dort!
— Никак невозможно нам мешкать, — перевёл Трошка, — отряд Филипповского там погибает, помогать им сейчас надо. И так-то, — добавил он уже от себя, — мы до рассвета вдарить были должны, а вона уж солнце-то…
Солнце действительно уже поднималось выше, косо светило через ёли, окрашивая лес в блаженный, очень мирный утренний цвет.
— Эр фрагт вифиль фон унс хабен вир, — спросил Трошка у Фукса.
— Keine Sorge, wir haben einige hundert Männer, — быстро сказал Фукс.
— Нас несколько сот, — перевёл Трошка. — Питерцы, псковичи, интернационалисты вот, — кивнул он на Фукса.
Следившие за разговором Тюльпанов и остальные васильеостровцы переглянулись. «Наши здесь!» — читалось на их лицах.
Вацлавс наконец-то перестал хмыкать, но выразил недовольство по-другому, вскинув сильно прищуренный взгляд на толмача. Уж каких слов немецких латыш и не знал, но вот слова "Филипповский" колбасник точно не произносил. Кажется, кое-кто позволяет себе художественный перевод сказанного. И, кажется, знает порядочно. Слишком много сосредоточено в одной личности.
Вместе со всем осознанным, испытание переводчика тяжелым взглядом давало время обдумать все выше сказанное. "Несколько сот", конечно, сказал, как... Ну вот как требовать веры от неконкретных людей. Впрочем, иного выхода все равно нет. Если их хотя половина от одной сотни.
– В любом случае, если действительно имеется старший командир, то я обязан ему подчиниться. И я выполню это. Однако мне необходимо доложить, что произошли некоторые изменения в обстановке на фронте, нам удалось кое-что разведать за время движения. И, раз речь идет о переподчинении, то я должен это доложить старшему командиру.
Лицо Фрайденфельдса было очень невозмутимым, и речь он держал с достоинством.
— Ихь мусс дас цум командирен мельден, — быстро перевёл Трошка.
— Ich bin ein Komandir! — возмутился Фукс. — Wenn du etwas hast, — вперился он глазами в Фрайденфельдса, — melde dich bei mir, und dann müssen wir anfangen. Sofort! Zeit, Zeit, Zeit! — Фукс энергично застучал себя пальцем по запястью, на котором, однако, вместо часов был наручный компас. — Wir sind bereits zu spät!
— Товарищ Фукс сам командир Рождественского интернационального отряда, — перевёл Трошка, — докладывайте ему, и нам нужно срочно выдвигаться, мы и так запоздадли!
— Wir können alles verlieren, wenn wir unentschlossen sind! — нетерпеливо добавил Фукс.
— Нельзя медлить, впросак попасть можем, — перевёл Трошка.
– Извините, но я не вижу ни отряда, ни ваших полномочий.
Вацлавс довольно нервно сглотнул, расстегнул шинель, засунул под нее левую руку и стал ковыряться в нагрудных карманах гимнастерки. Все это время он говорил:
– К интервентам ночью прибыло подкрепление. Мы видели товарный поезд, не меньше десяти вагонов, с тремя орудиями на платформах. В Малые Озерки вошло около роты солдат, причем не англичан и не французов. Их мы и обстреляли, и, наверное, гарнизон сейчас наготове.
Наконец Фрайденфельдс достал то, что хотел – сложенный вдвое листок бумаги, а там штамп СВУОЗ, печать, "Удостоверение". Пред''явитель сего есть действительно командир пулеметного взвода Латышской пулеметной команды ФРАЙДЕНФЕЛЬДС Вацлавс Дзинтарсович, что подписью и печатью удостоверяется.
Очевидно, неуемный латыш ожидал того же от соратника по Интернационалу.
— Mein Trupp ist da, wir sind nur Aufklärung, — ответил Фукс, махнул рукой куда-то себе за спину и внимательно выслушал сбивчивый перевод Трошки, поспевающего за словами Фрайденфельдса.
Фукс, не глядя, передал удостоверение Фрайденфельса Трошке. Тот, по-полуграмотному шевеля губами, принялся читать, а затем, возвращая бумагу Фрайденфельдсу, обернулся к Фуксу:
— Машиненгевертрупляйтер, дер аусвайс ист ин орднунг.
— Gut, — нетерпеливо откликнулся Фукс. — Wir haben keine Zeit für Papierkram. Später werde ich dir alle Papiere zeigen, die du brauchst, aber jetzt brauche ich eines von dir: bedecke uns mit Feuer, wenn wir die Brücke überqueren.
— Потом вам товарищ Фукс любые документы покажет, — перевёл Трошка, — а пока нам надо будет, чтобы вы их к земле прижали, когда мы в атаку пойдём. Через мост-то.
— Wir gehen jetzt, — добавил Фукс, уже собираясь уходить. — Wir zählen auf dich, Kamerad, lass uns nicht im Stich.
— Мы пошли, — перевёл Трошка. — Рассчитываем на вас, товарищ, не подведите нас, этсамое.
"Так и так они в атаку пойдут!" – подумал Мухин, недобро глядя на Фрайденфельдса. – "Так что ж мы, сидеть и смотреть будем? Или в лес уйдем, по грибы по ягоды?! Давай уж, решайся, морда латышская. Думай, как ловчее будет их прикрыть."
– А у вас у самих-то пулемётов нету что ль ни одного? – спросил он вдруг "гостей". – Из одного много не навоюешь. Да и патронов бы!
— Четыре пулемёта! Патронами сочтёмся! — крикнул Трошка, оборачиваясь на ходу: Фукс уже широко шагал прочь, махая рукой остальным своим разведчикам, о чём-то в сторонке разговаривавшими с питерцами. Разведчики, быстро подхватив винтовки, поспешили за Фуксом и скрылись в лесу.
Повисло короткое молчание. Бойцы выжидательно посматривали то на Фрайденфельдса, то на Мухина, то друг на друга.
— Надо поддержать германцев, братва, — болезненно морщась, сказал наконец Живчик, с усилием поднимаясь с земли. — Всё лучше, чем тут по лесу шататься.
Кто-то закивал, кто-то в задумчивости промолчал, не возражая, однако.
— Братцы, братцы, — вдруг подал голос Нефёд Артюхов. — Я насчёт атаки-то ничего, я только сказать хочу одно, чтоб вы знали все. Я тут с этими, — кивнул он в сторону, куда ушёл Фукс с бойцами, — побалакал. Они сказали, гнилое дело у них там.
— Что значит гнилое дело? Ты ясно говори! — обернулся к нему Тюльпанов.
— Да как сказать-то… — замялся Артюхов, — там эти ребята, они наши, питерские, кстати, так вот они говорят, что у этого их Баранова там бардак в батальоне. Бабы какие-то, пьянство, немцы эти ещё… Я сам толком не понял, только понял, что… ну, в общем, толком ничего не понял.
— Не понял, так и помалкивай! — грозно вскинулся на него Тюльпанов.
— Я предупредить только… — пожал плечами Артюхов.
В этот момент из-за леса, откуда-то издалёка, через всё ещё доносящуюся пулемётную стрельбу, донёсся протяжный, жалобный паровозный гудок.