Латыш переступил с ноги на ногу, пожал плечами и, скрестив перед собой руки, размеренно ответил:
- Вы – контрразведка. А значит, банальная уголовщина вас не интересует. Уж простите, но для того, чтобы предположить, что может потребоваться военному контролю, много ума не надо. Безопасность Архангельска и прилегающих территорий от шпионов и неприятелей, я верно понимаю? – вопрос, судя по всему, был риторический, потому что ответа кочегар дожидаться не стал. – Я был в городе и во время взрыва на Экономии, и на Бакарице, и не удивлюсь, что вы можете ожидать нового. И, госпожа контролер, я читал газеты и знаю, что почитали в них причиной взрыва. Впрочем, если вы хотите развернуть мои слова так, что я проговорился о своих намерениях… - мужчина не стал продолжать, а только прикрыл глаза.
Тем временем Вера, не ожидавшая подобного вопроса, смутилась, несколько раз попыталась ответить, а потом сокрушенно помотала головой:
- Нет, Мария Карловна, я больше не буду с вами спорить – не по-христиански это. Но, - в тихом голоске прорезалась на миг твердость, - вы сейчас не правы, пытаясь искать врага там, где его нет. – и, словно испугавшись своих резких слов, сжалась вся, закончив негромко. – Простите. Но я правда считаю, что вы ведете себя слишком жестко и безапелляционно…
- Госпожи допрашивающие, - раздался нейтральный голос Петра Ансовича, - я бы предложил вам прекратить, если возможно, эту пиеску. Одна добрая, другая злая – это старая как мир схема, действующая только на тех, кто небогат знаниями. Я же, с позволения барышень, читал достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы. Но если у вас такое желание потренироваться в этой старой игре на мне – что же, будьте любезны. Итак, я могу вам что-то еще сказать? Или вы наконец уведомите меня, в чем я обвиняюсь?