Только успели оттащить пулемёт за ёлку, снять со станка, только успели отойти вглубь леса, как первая пуля чиркнула по еловому стволу совсем рядом — сообразили, откуда стреляют, начали стрелять в ответ. Но Фрайденфельдс с пулемётчиками и калужанами были уже в безопасности.
Здесь, в еловой чаще, откуда ни деревни, ни речки даже уже видно не было, а только просвечивало со стороны опушки, их встретили питерцы, напряжённо заглядывавшие в лица возвращающихся — ну что там, мол?
— Причесали как полагается, — довольно сообщил всем Ерошка Агеев, не дожидаясь расспросов. — Рота их там целая. Причесали…
Сверились по компасу, двинулись вбок, на норд-вест. Из деревни всё ещё стреляли по лесу наугад, поэтому, чтобы безопасно занять новую позицию, пришлось отойти порядочно. Наконец, сочли, что уже достаточно. Оставив, как и в прошлый раз, Мухина с питерцами в лесу, Фрайденфельс с латышами и калужанами направились к опушке.
Выглянули: да, отошли порядочно — те ранее торчавшие прямо напротив дома и огороды, где попрятались интервенты, теперь остались в стороне, стрелять нужно было влево-вкось. Зато справа показался деревянный мост через речку, ранее скрытый лесом. Мост был пуст, никого не было видно и у передней линии домов за речкой — кроме двух солдат. Сейчас они оттаскивали раненого, оставшегося лежать на дороге после пулемётной очереди. Оттаскивали бестолково: пытались сначала поднять на ноги, не смогли, принялись, пригибаясь и оглядываясь, волочить его по грязи за руки. Из огородов, из-за углов бревенчатых изб тем временем вразнобой палили по лесу в ту сторону, откуда ранее стрелял пулемёт, — видимо, прикрывали.
Землинскис с Калиньшом с лязгом установили пулемёт на станок, лёжа вытолкнули его тупой нос вперёд. Можно было дать ещё очередь по этим двоим, всё ещё волокшим раненого, по огородам, где за кустами кто-то наверняка сидел. Калужане тоже подползали, с винтовками в руках, к крайним ёлкам, устраивались за стволами.
А Мухин тем временем опять остался с питерцами в лесу. Те не горели желанием вступать в бой, особенно ввиду того, что стрельба с другого берега речки отсюда была отчётливо слышна, но и беспокойства особого не проявляли, а просто, как обычно, расположились — кто присел на корточки, кто устроился на поваленном, заросшем бахромой сизой плесени, трухлявом стволе. Стоял вместе со всеми и Мухин. И вдруг из-за спины, совсем рядом, раздалось:
— Стой! Руки вверх! — это кричал Федя Зотов, заприметивший какое-то движение в лесу, вскинувший винтовку.
Мухин обернулся, вгляделся туда, куда целил Зотов, но глаз сходу ничего не выхватил в мешанине стволов, еловых лап, серой туманной хмари между ними. Товарищи тоже обернулись вслед, поднимая стволы, но из леса никто не спешил показываться.
— Немцы, братцы! — ошарашенно заявил Зотов, не переставая держать лес на прицеле. — Чтоб мне провалиться, немцы! Эй, хенде хох!
На секунду показалось, что Зотов просто от брожений по лесу спятил, но тут же из глубины леса глухо донеслось, вполне по-русски:
— Вы красные аль белые?
— Ты скажи! — тут же гаркнул в ответ Тюльпанов, прижимающий карабин к щеке.
— Ты первый скажи!
— Да наши это! — послышался второй голос с характерным оканьем. — Вона, матросы у их! Красные мы, братцы! Отряд Баранова!
Питерцы переглянулись — ни про какого Баранова никто не слышал, — но оружие опустили. А из-за ёлок один за другим появились пятеро — трое вроде калужан, в шинелях, мятых солдатских фуражках, с винтовками в руках, ещё один крестьянского вида — бородатый, в драном и измазанном грязью овчинном бекеше и барашковой шапке, а пятый — самый странный из всех. Его-то, видимо, Зотов и приметил: это был высоченный — головы на полторы выше Мухина — крепкий детина с заросшим светлым волосом щекастым лицом, с неряшливыми пшеничными усами, в серо-зелёной германской форме, перепоясанной русским солдатским ремнём, за которым с одной стороны висела деревянная кобура, а с другой — кинжал в кавказских изукрашенных ножнах. На голове у странного типа была сдвинутая на затылок каракулевая папаха с красной звёздочкой посередине — такие ещё не у всех были, не наделали достаточно. В руке этот бармалей держал маузер.
— Kto takie? Kto kommandier? — надменно оглядывая питерцев, спросил он — действительно, с отчётливым немецким выговором.