Ребиндер, слушая Рауша, посмурнел, да и его абреки начали тоже недовольно ворчать – словно далекий гул прибоя пронесся по строю. Фактически, представитель Чаплина предупредил, что судьба их неизвестна, и находится целиком и полностью в распоряжении Главнокомандующего. Горцы, сами не отличающиеся милосердием к проигравшим, на ответные милости не рассчитывали, а лейб-артиллерист, понимавший, что за все деяния подчиненных будет отвечать лично он – и подавно.
Позиция штабс-ротмистра звучала неубедительно, основываясь только на его слове чести: слишком слабая опора в эти жестокие времена. К тому же новый самозваный атаман «беломорского казачества» видел еще несколько выходов из ситуации, о чем не замедлил уведомить собеседника:
- А что, собственно, Константин, нам мешает со всем этим золотом уйти к французам или англичанам? Пятьдесят процентов им, пятьдесят процентов нам, и полная амнистия со службой или в Иностранном, или в Славяно-Британском легионе. Чем не вариант? Так что ждать вероятной милости господина кавторанга нам просьто невыгодно. Верно, - повернулся он к отряду, ища поддержки в силе толпы за спиной, - храбрые джигиты?
Ответом ему был одобрительный гул и выкрики на непонятном наречии. Повернувшись к собеседнику, гордо выпятивший подбородок соратник Берса продолжил:
- У меня есть встречное предложение. Вы оставляете ваши пулеметы здесь, равно как и золото, а мы берем его под охрану до момента принятия Георгием Ермолаевичем какого бы то ни было решения по нашему вопросу. Откажется он – так пускай попытается отобрать наш трофей с боем. А коли согласится и подпишет приказ о полной и безусловной амнистии всех офицеров и всадников отряда – получит наши шашки к себе на службу. Чем не вариант?
А о том, что это бывшее золото Российского государства – не надо мне таких уверений. Российского государства нет, и это золото было большевистским. Ну, то есть все равно что германским. А значит, это наш трофей, взятый у господ неприятелей. Если бы при этом были в войсках Северной области, то тогда, конечно, можно было бы обсудить вопрос его передачи правительству. Но так как мы сами по себе, то никакого права, ни юридического, ни морального, отнять его ни Чаплин, ни Чайковский, ни кто бы то ни было еще не имеют. J'espère que vous comprenez, мой юный друг?