— Идём всем скопом на ту сторону, там глядим в оба, — так понял и передал своим приказ Фрайденфельдса Тюльпанов.
От пулемётной позиции на опушке Фрайденфельдс видел, как потянулась через мост орава петроградцев — настороженно ступая по шпалам, скрываясь между бледных стальных ферм, приближаясь к тёмной стене леса на том берегу. В хвосте питерцев волочились Живчик и Лёшка Петров: нагруженный не только гармошкой Мухина, но и двумя винтовками — своей и Живчика, — он еле переставлял ноги, один раз запнулся о шпалу и упал.
4:30
Перешли, безмолвно скрылись в лесу, свистнули, чтобы шли остальные. Потянулись через мост и калужане с латышами, тоже спокойно пересекли. Никого на той стороне не было, никакой засады. Однопутная железная дорога здесь, на правом берегу, прорезала холм, и в том месте, где командира ожидали бойцы, путь проходил между невысоких, в полтора человеческих роста, земляных скатов. Стрельба не переставала: всё так же долбили и пулемёты, и винтовки, но теперь, на этой стороне реки, стало ясней, откуда бьют: определённо били и оттуда, куда шла железная дорога — со стации Обозерской, но также и из-за леса, правее. Кажется, в той стороне и были те самые Озерки.
Ни в какие цепи, конечно, отряд и не подумал растягиваться — рассыпаться цепью по этому лесу сейчас значило почти наверняка тут же потеряться. Тьма ещё стояла полная, беспросветная: ни огонька, ни луны, ни звёздочки, над едва сереющими во мгле скатами угрюмо нависал тесный, пугающе стучащий и шуршащий еловый лес, и бойцы кучей сгрудились в ущелье между скатов, опасаясь отходить друг от друга. В этой сырой, отдающей гниловатой сыростью тьме невозможно было даже разобрать, кто где, и только совсем близко подойдя, можно было понять — вот Шестипал напряжённо выставил винтовку в сторону леса, вглядываясь во мрак, вот надрывно кашляет и отхаркивается кто-то из калужан, вот жалобно пискнула гармошка, когда юнга изможденно опустился на корточки, вот смутно белеет пятно на чьей-то шее — это Кульда с наволочкой, приспособленной под шейный платок. «Чево теперь?» «Куда теперь-то?» — переговаривались между собой кто-то из калужан.
— Это что ещё там мигает? — спросил вдруг кто-то, неразличимый в темноте.
— Чево мигает?
— Вон, вон тама, гляди! — указал в сторону некто бородатый, в папахе.
И правда — над елями спереди и справа по направлению железной дороги по облакам разливалось какое-то бледное и неживое мерцание, едва заметное над острыми верхушками елей.
— Рассветает, может? — кажется, это спрашивал несостоявшийся мародёр Зотов.
— Ракета это, дурья твоя башка, — грубо откликнулся кто-то из Агеевых.
— Какая ракета?
— Сигнальная, какая ещё бывает-то, — вмешался в разговор Седой. — Сигналят кому-то.
— Мож, просто для свету пульнули, — возразил Агеев.
Затухающее было мерцание вспыхнуло ярче. Действительно, было похоже, что в той стороне одну за другой запускали белые сигнальные ракеты — самих их за деревьями видно не было, но свет отражался от низких облаков.