Действия

- Архивные комнаты: (показать)
- Обсуждение (1135)
- Информация
-
- Персонажи

Форум

- Для новичков (3631)
- Общий (17587)
- Игровые системы (6144)
- Набор игроков/поиск мастера (40954)
- Котёл идей (4059)
- Конкурсы (14133)
- Под столом (20330)
- Улучшение сайта (11096)
- Ошибки (4321)
- Новости проекта (13754)
- Неролевые игры (11564)

Просмотр сообщения в игре «1918: Архангельские тени»

Переговоры Чаплина с Чайковским под эгидой Торнхилла и Ника.

- Слышал, слышал! – одними губами улыбается Торнхилл. – Как же не слышать: вы, русские, очень любите их использовать, почти также, как мы. И, само собой, будем работать вместе. Будем считать, что мы – как две руки в боксе: одна бьет, другая защищает, а иногда бьют вместе. Думаю, мы справимся. Особенно безо всяких раздражающих факторов.

Ни Чайковский, ни Чаплин возражать не стали. Первый и без того собирался в дом – в одном халате ему было холодно, второй же с радостью, кажется, избавился от своей импозантной собеседницы. Все произошедшее, видимо, напомнило уважаемым архангелогородским лидерам, сколь хрупка сейчас власть и сколь эфемерно равновесие: и хотя бы за это Берса следовало поблагодарить.

Все вместе они вернулись в гостиную, где, не советуясь, расположились у камина. Чаплин даже, погруженный в глубокую задумчивость, схватил со стола не свой стакан чая – того самого барона-стрелка, кажется. Подрагивающий Чайковский с резкими проступившими морщинами грел над огнем синюшные руки в паутине вен, Главнокомандующий, прихлебывая чай, глядел в огонь, британский контрразведчик спокойно ждал, когда все будут готовы слушать, дав знак Нику, чтобы тот пока что тоже молчал и ждал своего звездного часа.

Наконец Торнхилл первым нарушил молчание:

- Георгий Ермолаевич!
- Да, сэр Катберт?
- Я думаю, господ управляющих отделами следует предупредить, что они не пленники, а жертвы некоторого недопонимания между вами и вашим визави, вы меня понимаете?
- Вполне.
- Сколько их там? Семеро? Вот и проводите в какую-нибудь большую залу, а я направлю к ним майора Мура: пускай объясняет ситуацию, чтобы не нервничали.
- Шестеро? – будто очнувшийся ото сна, Чайковский не удержался от маленькой мести своему оппоненту. – Генерал-губернатор Дедусенко сейчас в городе!
- Ч-что!? – икнул Торнхилл, резко повернувшись к Главнокомандующему. – Это правда!?
- Да. – пожал плечами тот. – Но что он один может сделать? Тем более что мы скоре придем к консенсусу.
- Чаплин, вы идиот. – сокрушенный Торнхилл закрыл ладонью лицо. – Вы хоть понимаете… Да ничего вы не понимаете, капитан! Он же… Командуйте своим солдатам найти его и привести сюда, пока не начались проблемы!

Георгий Ермолаевич, на диво покладистый, под довольный взгляд Чайковского уныло подошел к двери и передал через младшего адъютанта подпоручика Якимовича приказ: найти в городе Дедусенко и доставить его к общежитию живым, и никак иначе. Отдав приказ, он уныло вернулся на место, а Торнхилл как ни в чем не бывало распорядился:

- А пока что, господа, продолжим обсуждать то, за чем мы здесь, собственно, собрались. Николай Борисович, прошу вас, озвучьте нашу позицию.

- Ситуация, господа, очень простая, - сказал Рощин, внутренне собравшись. - Объяснять вам, в какой ситуации находится отечество, с моей стороны глупо, вы знаете это и без меня. Ваши разногласия понятны, но ваши своры неприемлемы. Мы не можем позволить себе роскоши воевать друг с другом. Мы уже поняли, что никакой попытки силой захватить власть не было и даже не планировалось, но наше с господином Торнхиллом искреннее желание, создать ситуацию, в которой вы сможете договориться. Я полагаю, что у каждого из вас есть претензии к другому, часть из них вы уже высказали. У нас мало времени, но нам придется обсудить все подводные камни, найти разумные компромиссы, и приступить к действию сообща. Вам обоим. Это очень громкие слова, я не люблю громких слов, но судьба России нынче в ваших, господа, руках.

- Я готов к переговорам. – пожал плечами Чайковский. – Но предостерегаю, что народ поднимется против идей господ Чаплина и Старцева, потому что увидит в них призрак реакции. Мы, социалисты, готовы поступиться позициями ради res publica, но лишь частично – иначе это будет только профанация. И скажу больше – Георгий Ермолаевич, вы в кабинет не войдете, потому что ваша репутация - репутация отменного черносотенца. Нам просто не поверят. - А тогда кого? – едко спросил кавторанг. – Старцева и все? У нас правых политиков почитай нет! Значит, их место должны занять люди, чья цель – победа, и знающие, как ее достичь. Опытные офицеры, если вы не поняли. Те, кто может управлять армией, сумеет и с нашей губернией справиться. - А у нас есть люди с опытом командования армиями. Не знал, простите. - Нет. – Чаплин скривился. – Это образно. Но модус операнди тут един. Вы меня поняли: не играйте словами. Мы дело делаем, а не в бирюльки играем. - Вот именно. – Старик, уже переставший нервничать и убиваться, отвечал с ленцой и раздражающим его визави спокойствием. – А значит, мы должны выбирать тех, против кого не восстанет народ, и тех, кто может. Опыт кооперации гораздо ближе к государственному хозяйствованию, чем снабжение армии уже произведенными вещами. - Мы на войне, если вы пропустили! На в-о-й-н-е, если так понятнее! Надо не «кооперироваться», - он зло усмехнулся, - а работать на победу! - Победа куется в тылу. - Плевать! У вас нет сил диктовать свои условия! Вы – правительство без армии, и на войне не стоите ничего!

Ник с деланым раздражением хлопнул ладонью по столу, прерывая дурацкий спор. - Я, господа, озвучил вам основное требование. Вы договариваетесь и действуете совместно. Правительство, в котором окажется один из вас, будет плохим выходом для возглавляемых вами государства и армии. Наше время ограничено. Поэтому настоятельно предлагаю вам обоим прекратить высказывать претензии. И перейти к более конструктивным вещам. Не к перечислению былых обид. Вы, господа, мы все, сейчас перед лицом Истории. Если вы двое будете и дальше вести себя, как две обиженные гимназистки, Россия достанется Ленину и Троцкому с их бандой, а вас история запомнит, как двоих неудачников, которые не смогли использовать уникальный шанс. Поэтому давайте попробуем сначала. И по делу. Господин Чайковский. Озвучьте, пожалуйста, ваши планы и то, что вы желаете получить от Георгия Ермолаевича при взаимном сотрудничестве. Говоря это, Ник примерно представлял себе, что услышит от Чайковского, но ...

Господа ожгли Ника и его патрона злыми взглядами, но спорить не стали. Чаплин только демонстративно скрестил руки и откинулся на спинку стула, всем видом демонстрируя свое недовольство, а Чайковский, получивший карт-бланш на атаку, с деловитым напором, воскрешавшим в памяти недобрый семнадцатый год, начал свой монолог: - Господин Торнхилл, господин… Рощин, кажется? Так вот, господа, если уж я принужден винтовками идти на компромисс, то я предлагаю ввести в состав правительства треть управляющих отделов из несоциалистических партий или беспартийных, и сохранять такой состав до думских выборов, после чего определить пропорцию членов правительства в соответствии с их итогами. Никаких социалистов, действующих в интересах правых партий, быть не должно, чтобы не вызывать смущения в умах народа. Монархистов, черносотенцев и прочих реакционеров быть не должно. Григорий Ермолаевич оставляет свой пост и может возглавить по желанию любой из фронтов: только потому, что здесь его будут считать врагом. Я бы предложил господину кавторангу возглавить войска Муркрая, - Чаплин недовольно фыркнул. – Военное же управление, подотчетное правительству напрямую, будет возглавлено кандидатом Григория Ермолаевича по согласованию с ВУСО. При командующем будет комиссар, который как раз и будет следить, чтобы не было ни подобного путча, ни поводов к нему. Командующий решает вопросы фронта и тыла, прочее же определяется правительством. Вот мое предложение, господа.

Ник внутренне поморщился. Господину Чайковскому предложили обсудить вопросы стратегии, он же решительно занялся тактикой. В планы Рощина это не входило, но и рвать ткань беседы он пока не собирался. Надо было посмотреть, насколько способен руководить Чаплин. Может быть, его путч - не такое уж плохое дело.
- Что ж, - сказал он, - уважаемый Николай Васильевич. Мы вас выслушали и прежде, чем я выскажусь по этому поводу, давайте послушаем Георгия Ермолаевича.
Он обернулся к Чаплину.
- Нас действительно крайне интересует, каким вы видите завтрашний день, Георгий Ермолаевич. Стратегически. И свое место в этом дне.

Чаплин, нетерпеливо ждавший своей очереди, с удовольствием включился в игру. Как волк, он чуял слабость позиций народника, но не стал, как сделал бы на его месте тот же покойный Берс, грызть своего оппонента, и не стал, как Чайковский, топтаться по мозолям визави. Кавторанг просто четко и уверенно изложил свое видение ситуации: - Сбалансированное коалиционное правительство левых и правых – это раз. Обеспечение порядка в городе и уездах сначала союзниками, а потом милицией – это два. Никаких стачек, никаких забастовок, никакого отказа от мобилизации подвод и телег – это преступления. Возврат предприятий бывшим владельцам с сохранением подотчетных правительству профсоюзов – это три. Военное ведомство в руках военных – это четыре. Разойдясь, каждый свой цифирьный довод он начал отсчитывать, стуча стаканом по столу так, что было видно, как предательски качается жидкость, грозя перелиться через край. - Объявление мобилизации – это пять. Отсутствие института комиссаров – это шесть. Ускорение подготовки мобилизуемых частей для их отправки на фронт – семь. На фронте – продолжать давление до выхода на линию Котлас-Вельск-Медвежья гора, на Мезенско-Печорском участке держать позиции – это восемь. Обязать крупных промышленников подписаться на добровольный заем свободы – девять. Что еще вспомнить…
Решение рабочего вопроса, но улучшение статуса армии по сравнению с ними – десять. Закупка за счет лесных концессий продовольствия и товаров первой необходимости в Англии или США, распространяемых государством. Ах, да: выборы в Думу, как их и планировали – одиннадцать, и недопущение германо-финских войск к Мурманску и Архангельску – двенадцать. Это основные вехи, а проще говоря: сначала война, потом полное восстановление порядка. А пока идут бои, работать с тылом по принципу недопущения волнений и активизации помощи фронту. Мое же место – Главнокомандующий до прибытия на Север компетентного генерала с боевым опытом, отсутствием глупых поражений и шапкозакидательских настроев. Будет тот, кто умеет воевать, он этим и займется. Я все же флотский, а не сапог. А еще, кстати, сохранение земств и земельная программа, близкая к платформе господ эсеров. Уф, теперь вроде все!


Эта программа Нику понравилась куда больше.
- И кто, по вашему мнению, Георгий Ермолаевич, подходит для выполнения этой задачи? Кто может возглавить армию? Вернее, кто реально может сюда добраться и сделать это?

- Я же говорю, - не без раздражения откликнулся кавторанг, - из здешних – никто. В Петрограде из тех, кто не у красных, одни трусы остались. Что там у учредиловки по-сибирски – не ведаю. Так что я бы подумал о том, чтобы с помощью англичан привезти сюда кого-то из корниловцев: они-то показали себя с лучшей стороны, готовыми драться, как там у Шекспира? До тех пор, пока есть мясо на костях. А если по именам, то извольте: правда, я сразу оговорюсь, что доподлинно не знаю, кто из них где. Иванов, который Николай Иудович, граф Келлер, барон Врангель, хан Нахичеванский, Юденич, Гурко, Плеве, Драгомиров, может быть Клембовский. Это если вспоминать не задумываясь.

- Ну что же, господа! - Николай Васильевич победно улыбнулся. - Георгий Ермолаевич разработал прекрасный план, масштабный и детальный, возможно даже эффективный... Если бы не несколько "но". Как сказал маршал Трувильцио еще в пятнадцатом веке, для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Надеяться на то, что лесопильные концессии на разоренных заводах сразу начнут действовать, сомнительно, особенно с учетом того, что ряд предприятий находятся в прифронтовой полосе. Кроме того, скоро закончится навигация: зачем англичанам покупать то, что они поьучат через полгода, верно? - старик повернулся к Торнхиллу за поддержкой, но контрразведчик промолчал. - Итого денег со стороны не будет, как не будет и изнутри, потому что все, что не увезли большевики, разграбил Берс. Поэтому, господа, нам сначала надо воскресить местную экономику и доверие к правительству, а потом уже ударяться в авантюры. К тому же ваши концессии, Главнокомандующий, попахивают продажей России по частям. Что останется после победы? Чаплин побагровел, попытался ответить, но народник, получив инициативу, и не думал с ней расставаться: - Подождите, я еще не закончил. Мобилизация, вы говорите? Помните переписку с вашим же командиром на Онежском фронте? Где Клещеевские добровольцы угрожали повернуть оружие против нас, если мы погоним их за большевиками даььше их родного уезда? Так везде! Будет мобилизация - мы погрязнем в восстаниях, а денег на армию вса равно не будет! Мобилизация, товарищи, это лучший способ потерять и кредит доверия, и все успехи! Нет, это не наш метод! Добровольцы и мастные отряды, восстания крестьяр в красном тылу - сражающийся народ. Сим мы победим!

- Я, господа, - сказал Ник, - пока что (и это пока что он четко выделил голосом) призываю вас к компромису, при котором вы оба будете трудиться вместе и на благо отчизны.
Слово "вместе" он выделил тоже.
- Поэтому подумайте оба, особенно вы, уважаемый Николай Васильевич. У кого-то из вас есть необходимость обдумать свою позицию в одиночестве, без помех с нашей стороны, или мы можем продолжить?
- Да продолжайте уже! – отмахнулся Чаплин. – Я о компромиссе уже все сказал. Я на него готов, иначе бы здесь не сидел.
- У вас нет выбора, Георгий Ермолаевич! Если бы не вмешательство господина Торнхилла, стали бы вы с нами говорить? – Чайковский не удержался от того, чтобы напомнить, с чего все начиналось. – Что же до меня, то я готов и к отставке, и компромиссу: если это пойдет на благо России, а не отдельных лиц.
- Вот и славно, - сказал Ник, - тогда я попрошу вас обоих объяснить мне и господину Торнхиллу, где вы готовы идти на компромисс. При условии, что Николай Васильевич остается главой правительства, а Георгий Ермолаевич - его заместителем, а также главнокомандующим до того момента, как один из названных им кандидатов не появится здесь, чтобы вступить в должность. Прошу, Николай Васильевич.
Он посмотрел на Торнхилла. Деловая позиция Чаплина нравилась ему куда больше, чем словесные построения Чайковского. Если уж на то пошло, он поставил бы на Чаплина в том случае, если достичь компромисса не удастся.
- Ну, допустим, так, - сварливо согласился Чайковский, - но что делать с разграничением полномочий? Что входит в компетенцию товарища председателя? Как будут делиться портфели управляющих отделами, и кто это решает, и как? Мы сейчас не можем говорить за народ – но у нас скоро думские выборы! Тогда уж надо подождать их итогов, и потом переформировать кабинет из думских гласных пропорционально голосам, отданным каждому списку. К тому же Григорий Ермолаевич, при всем уважении, не политик, и может ошибиться просто по незнанию тонкостей управления государством. - Согласен! – рубанул словами Чаплин. – Это у нас Николай Васильевич всю жизнь управляет странами и министерствами! Только напомните, какими, а? Не помню, знаете ли! Пока мы будем ждать думу, потом выбирать министров, большевики сами придут в Архангельск, и Дума будет собираться за решеткой! Я согласен с предложением этого господина: дайте мне только возможность вести армию без оглядки на штафирок и не делайте правительство сугубо социалистическим! - Но позвольте… - Не позволю. Пускай господин союзник выскажется. Кстати, а вы, господин сержант Его Величества, кем в бытность русским подданным были? Если не считаете необходимым – не отвечайте.

- О, в бытность мою русским подданным я был доктором, хирургом, повоевал. И остался бы русским подданным, если бы не был схвачен без суда и следствия, заодно и без вины, брошен в тюрьму и подвергнут пыткам. Поскольку все это было сделано крайне демократическим правительством господина Чайковского, я решил, что с меня довольно.
Ник совершенно сознательно высказался именно так: вставить Чайковскому клизму и сбить с него спесь.

Чаплин только хмыкнул, откинувшись на стуле и с интересом смотря на председателя правительства, только что получившего такой гафф от славяно-британца. Торнхилл же с интересом и поощрительной улыбкой посмотрел на Рощина: «так держать, дескать». А вот Николай Васильевич почувствовал себя как на гвоздях – неожиданный удар ниже пояса он не ожидал. Неторопливо отпивая чай и тем давая себе время на подумать, Чайковский выглядел удивленным и даже несколько нервным. Сглотнув наконец остывший напиток, он, возобладав над собой, вежливо ответил: - Это печальная история, господин доктор. Увы, эксцессы бывают всегда и при любой власти. Я уверен, что вы были бы вскоре освобождены – ведь вас не выпустили, полагаю, иначе бы вы об этом не говорили. Все могут ошибаться, но невиновного бы не заключили. Но если вы считаете одну ошибку достаточной для принятия такого важного решения – воля ваша. По крайней мере, как я вижу, господин подполковник Торнхилл вам доверяет. - Доверяю. – впервые подал голос англичанин, и снова замолчал.
- Это чертовски веселая история, господин политик, - сказал Ник, - если бы не некоторая удача и смекалка, я бы уже лишился половины зубов и, в этом случае, просто пристрелил бы вас, уважаемый Николай Васильевич при встрече. По той простой причине, что руководитель должен отвечать за бардак и за беззаконие, которые творятся его именем. "Руководитель должен отвечать " Ник очень четко выделил интонацией. Он сделал паузу. - Я вас убедительно прошу поэтому сосредоточиться. Господин Чаплин более, чем конкретен в своих предложениях. Я знаю, что у вас с ним есть нестыковки во взглядах. Если ьы вы были единомышленниками, мы бы сейчас спали в своих кроватях и видели сны. Но я верю в то, что оба вы, в первую очередь, патриоты России и желаете ей только лучшего в этой кровавой бойне. Поэтому вы обязаны прийти к компромису, выработать общую позицию. Составить документ и подписать его. У нас война и мало времени.

Чайковский поморщился, словно в его чае оказалось слишком много лимона, и теперь на языке было кисло. Огладив бороду, он ответил, причем довольно искренне: - Тогда приношу извинения за действия своих подчиненных. Как бы не был сформирован новый кабинет, я уверен, что с этим безответственным случаем разберутся. У нас не царская Россия, а новая и революционная – в ней таких ситуаций быть не должно. Но, увы, некоторые люди живут еще по инерции как при старой власти: но мы их научим и перевоспитаем. Мы уже сделали шаг вперед, не казня показательно политических оппонентов, а изолируя их от общества, причем вне тюремных стен. С этим мы справились – справимся и с эксцессами на местах. Я, господин… - Рощин, Николай Борисович. – елейно упомянул Чаплин, сжав губы в тонкую нить и язвительно смотря на своего основного оппонента. - Да-да. Так вот, я, господин Рощин, вполне собран и готов и к компромиссам, и к составлению единого документа. Я только не пойму, да-с, не пойму, в какой форме вы это видите. Чтобы мы с господином кавторангом сейчас заперлись и вдвоем составили постановление, удовлетворяющее всех?

- Вы с господином Чаплиным, который с этого момента станет единственным вашим заместителем, составите программу действий правительства с этого момента и наперед. Причем такую, которая устроит вас обоих, и нас с господином Торнхиллом. Не в качестве ваших противников в каком либо виде, но в качестве людей, которые искренне заинтересованы в успехе общего (снова подчеркнул голосом) дела. Если мы не свернем шею красным, все мы кончим наши дни на чужбине в лучшем случае. И не только мы, но множество неповинных людей, для которых, кстати, у Ленина и Троцкого изоляция от общества предусмотрена исключительно под землей.

- Обращу ваше внимание, господа, - подтвердил англичанин, - что Николай Борисович говорит и действует в полном согласии с интересами британской короны, которая, в свою очередь, заинтересована в том, чтобы Россия продолжила войну с немцами и далее экономически сотрудничала с Антантой как одна из держав-победительниц. Поэтому прошу отнестись к сказанному серьезно. - Мы поняли. – Чайковский скрестил на груди руки, гордо вздернув седую бороду. – Но хотелось бы заметить, что… Что он «хотел заметить», осталось неизвестным. Чаплин, сделав вид, что не услышал своего визави, громким командирским голосом перебил его: - Насчет того, что военные действия подчинены только Главнокомандующему, а не политикам, мой основной ультиматум. Предлагаю его зафиксировать, и больше к нему не возвращаться. Вы согласны? - Ладно. – народник дернул углом губ. – Но порядок внутри Северной Области, а также милиция, находятся в ведении соответствующего отдела. - За исключением фронтовой линии, где действуют нормы военного времени. - Хорошо. Земские органы власти, однако, создаются и в них сразу же, на месте. - Допустим. – теперь на компромисс пошел Чаплин. – Вопрос с путями сообщения: они равно нужны для войны и для гражданских дел. Что с ними будем делать? - Спросите у англичан, они же вам все определяют! – яда в голосе председателя правительства хватило бы на всю Думу, и еще на земство осталось бы. - И спрошу! – кавторанг и не думал смущаться. – Взгляд со стороны не менее полезен, к тому же транспортные службы чаще прочих будут взаимодействовать с союзниками. Господин подполковник, господин Рощин, вы как думаете?

Рощин поморщился. - Я не политик и не ... но самым разумным кажется оставить их в ведении гражданских, но дать военным грузам приоритетные права проезда и регулировать все законами военного времени.

- Допустим... – кивнул Чаплин. - Согласен. – Чайковского идея тоже устроила. А потом начались настоящие словестные бои. Председатель правительства и его новоявленный заместитель перебрасывались названиями отделов, фамилиями, определяли сферы ответственности, снова возвращались к фамилиям... Разобраться с ходу, не зная местных реалий, казалось невозпожным. Зато Ник заметил, что в таких напряженных дебатах Чаплин своему опытному собеседнику явно проигрывает: Николай Васильевич, оказавшись в родной стихии, мастерски жонглировал словами, выбивая из собеседника согласие на свои планы. Итак, предварительный список кабинета министров выходил таким: - отдел иностранных дел: Чайковский самолично - отдел земледелия: эсер Иванов, местный уроженец, член прежнего “кабинета” - отдел продовольствия: Филимонов, также местный эсер - отдел труда: эсер Гуковский, член прежнего “кабинета” - отдел народного образования: Федоров, местный эсер, деятель земств - отдел финансов: эсер Мартюшин, член прежнего “кабинета” - отдел юстиции: Городецкий, кадет и председатель Окружного суда - отдел внутренних дел: Зубов, кадет из прежнего “кабинета” - отдел путей сообщения: кадет Старцев. Управление ВоСо во главе с назначаемым Чаплиным офицером входит в состав отдела и подчиняется одновременно также Главнокомандующему - отдел промышленности и торговли: Филоненко, эсер-чаплинец - отдел почт и телеграфов: Миллер, эсер-чаплинец Основной спор разгорелся по вопросу заместителя Чаплина как главнокомандующего. Чайковский навязывал ему полковника Бориса Андреевича Дурова, бывшего военного атташе в Англии, слывшего большим лпбералом. Чаплин, естественно, не соглашался, апеллируя к тому, что полковник с шестнвдцатого года в России не был, всего бардака не видел, и всей специфики не осознает. Консенсуса не было, и вопрос, по-видимому, придется решать Катберту и Нику. Да и высказаться по списку не помешало бы.

- Браво! Я в полном восторге. Ник зааплодировал. (Вообще-то он бы раньше прервал Чайковского). - Но так не пойдёт. Придётся нам сделать несколько шагов назад. Где у нас ключевые министерства? Иностранные дела вы, господин Чайковский, берете себе? Чудесно. Раз Георгий Ермолаевич не возражает, его право выбрать для своего человека, скажем, министерство финансов.
Как оказалось, проблема в распределении «министерских» портфелей была не только следствием деятельности Чайковского. Но и тем, что Чаплин, видимо, совершенно не продумывал гражданских кандидатов на их должности. Фактически, за исключением правых эсеров Филоненко и Миллера, таковых у него было только двое: кадеты Старцев и уже знакомый Нику Постников. Что же до распределения портфелей, то, например, на должность управляющего отделом иностранных дел Чаплин смог предложить только статского советника Турбина – товарища еще царского генерал-губернатора: хорошего чиновника, ответственного и исполнительного, но звезд с неба не хватающего. На должность управляющего отделом финансов он после долгого раздумья предложил князя Куракина – шталмейстера Императорского двора и бывшего попечителя Варшавского учебного округа. Если он не подходит, то, наверное, кого-то из крупных купцов: Кыркалова, Беляевского, Линдеса, Пеца, Ульсена, Шергольда – дескать, финансами страны они управлять смогут, раз смогли управлять своим делом, а некоторые даже учредить банки. На отдел земледелия он мог предложить действительного статского советника Грудистова – бывшего товарища министра земледелия при царе и потом при Временном Правительстве, а на должность отдела продовольствия – коллежского асессора Ермолова, заведовавшего ранее продовольственным снабжением строящейся севернее Мурмана Иоканьгской военно-морской базы.
Что же до отделов труда и народного образования, тут каперанг разводил руками: на примете у него никого не было. Разве что Зубова перевести – он из старого состава был единственным правым «министром», причем совершенно неконфликтным и спокойным. А на его место тогда или титулярного советника Баева – бывшего полицейского, бывшего правителя канцелярии губернатора и губернского комиссара, ныне управляющего канцелярии отдела внутренних дел, либо действительного статского советника Пятина, бывшего непременного члена губернского по крестьянским делам присутствия, а ныне - товарища управляющего отделом внутренних дел. Хотя, конечно, внутренние дела Чаплин бы предпочел отдать какому-либо проверенному офицеру

После того, как Ник твердо заявил, что кандидат в должность управляющего отделом юстиции должен отказаться от своего бизнеса, Чайковский заявил, что ни один купец на такое не пойдет. А если согласится, то все равно оставит дело под своим контролем через племянников, братьев, а то и младших помощников по предпринимательству. Чаплин, поспорив для проформы, был вынужден согласиться. И тогда старый народник снова завел свою прежнюю песню о том, что ни одного правого с опытом работы с крупными финансами попросту нет: тот же князь Куракин, где он себя проявил? А Мартюшин на своей должности справлялся неплохо. А вот кандидатуру Ласточки на пост управляющего отделом народного образования Николай Васильевич с жаром поддержал, аргументируя, что правые эсеры, к которым он ничтоже сумняшеся отнес девушку, как раз будут тем балансом между «кадетской» частью кабинета во главе с Георгием Ермолаевичем, и «эсерской», во главе с самим председателем. Чаплин упирал на то, что у революционерки в голове не то, что ветер, а форменное торнадо, и ей привычнее стрелять, чем учить, но Старик был неумолим. Наталья Симонова в правительстве – знамя борьбы и свободы, и отказываться от нее попросту глупость. Кандидатура Агнессы Федоровны Рот, также помянутая Рощиным, была встречена с удивлением, но без особых возражений: женщина, хоть и была левой, преследовала скорее интересы Архангельской губернии в целом, чем той или иной партии. Вопрос был только в том, куда ее ставить. В итоге второй вариант кабинета на обсуждение стал таким: - левые эсеры: — иностранных дел: Чайковский — продовольствия: Гуковский — финансов: Мартюшин — труда: Рот - правые эсеры: — промышленности и торговли: Филоненко — народного образования: Симонова — почт и телеграфов: Миллер - кадеты и беспартийные: — путей сообщения: Старцев — земледелия: Грудистов — внутренних дел: Зубов — юстиции: Городецкий.

Ник вздохнул. Два капитана у одного штурвала. Первый обделен решительностью, второй мозгами и опытом. Идеальное сочетание для того, чтобы сесть на мель.
- Хорошо, - сказал Ник, тихо надеясь, что Ласточка Революции окажется настоящей жар-птицей и ее огня будет достаточно, чтобы задница господина Чайковского дымилась.
- Если по этому вопросу мы пришли к соглашению... (тут он покосился на Торнхилла, поскольку не очень четко представлял себе, насколько такое странное правительство устроит его шефа). Впрочем, лучшего они предложить не мог. Имеющийся материал явно оставлял желать лучшего.
- Надо бы позвать нотариуса и заверить договор, - сказал Ник.
- Нотариусы, увы, политические документы не заверяют. - грустно улыбнулся Чайковский. Придется верить слову и подписям
Доктор посмотрел на Торнхилла. Мнение Чайковского по этому вопросу интересовало его меньше.

- Пожалуй, - кивнул англичанин, - это действительно может вызвать кривотолки. Нотариус, чьи документы утверждает правительство, утверждает, простите, утверждение правительства. К тому же Постановление о создании ВПСО никем не утверждалось. Верно? - Верно. - Не будем нарушать традиции. Опубликуем документ с подписями министров и вас, Николай Борисович, как... - он в задумчивости щелкнул пальцами, - как и.о. управляющего делами правительства. А для служебного пользования оставим экземпляр, который завизируют я, генерал Пуль и послы, скрепляя договоренности своим словом. Есть кому что добавить?
- Скажите, Николай Васильевич, последний вопрос, не желаете ли устранить некоторую несправедливость, которую, с вашего неведома допустили некоторые ваши сотрудники? – спросил Ник.
- И какую же, позвольте узнать?
- Во-первых, по доносу был арестован мой фельдшер, и, поскольку все дела улажены, никто никого свергать не собирается, было бы честно его освободить. А я уж позабочусь о том ,чтобы он не трепал лишнего.

- Я передам Петру Юльевичу ваше ходатайство - негоже, конечно, человека держать взаперти без причины. Если его задержали только за это - отпустят. А хотите, можете сами господину Зубову сказать об этом. Сейчас же будут освобождать всех членов правительства - вот и возможность.
- Я полагаю, - сказал Ник, - будет куда весомее, если вы сами ему об этом скажете, а еще лучше, если он тут же выпишет ордер. Негоже хорошего человека гноить в тюрьме.
Он посмотрел на Чайковского пристально. Неужели старый хрен не понимает, что только его, Ника, вмешательство спасло сегодня шкурку отца революции и главы области?
Чайковский, видимо, не понимал. Или прикидывался, что не понимает. - Хорошо. Петр Юльевич в такой малости, тем более морально правильной, не откажет. Он - настоящий русский интеллигент. И патриот. Я попрошу его написать приказ по ведомству внутренних дел, и вашего фельдшера освободят. Если, конечно, он ни в чем другом не замешан.

Ник вопросительно посмотрел на Торнхилла. Мол, что скажешь, босс. В душе его поднималось очень правильное желание заехать Чайковскому рукояткой револьвера в висок

Англичанин согласно пожал плечами: проблемы русского фельдшера его не волновали, а язвительность Старика, сделавшего свое дело, не беспокоила.