– Ты у нас доктор что ли? – огрызнулся на Живчика Мухин.
Он смотрел на юнгу с отчаянием.
Вот как так вышло, что не от пули, не от снаряда, даже не от холеры, а вот покурил самую малость, и что теперь? Китаёзы килограммами эту дрянь дуют – и ничего! Сто лет пройдет, пока скурятся.
– Не помогло! – сообщил он Седому то, что тот и так понимал. – Раньше стонал хоть. Что делать-то?
Никто не знал, что делать.
– Давай наоборот попробуем, погрей воды чуть, только не до кипятка. Может, выпьет?
Хотя как он пить-то будет без сознания?
– Очнись! Очнись! – приглушенно твердил он, шлепая Петрова по щекам. – Очнись, мамка дома ждёт! Давай, малой, давай!
Но малой ничего не отвечал. Нутром комиссар понимал, что Петров умирает, что сейчас очень надо ему помочь, хоть немного, но как именно – не знал.
Пока Седой грел воду, Мухин вспомнил, что людям без сознания иногда вдувают воздух через губы. Сам он этого никогда не делал, но раз или два видел, как врачи проделывали такое с угоревшими кочегарами.
– Давай, дыши, дурак! Дыши! – бормотал он, освобождая Петрову ворот. Ото рта его душно несло опиумной гарью и нечищеными зубами, но Мухин был не из брезгливых. Он вдохнул в Лёшку воздух и услышал, как тот засопел. "Дышит!" – подумал Мухин. – "Ничего себе! С первого раза..." Он отстранился и посмотрел на юнгу. Нет, не дышит.
"Это я, балда, нос ему забыл заткнуть! Это через нос выходит!" – догадался он.
– Дыши, скотина! – выругался он опять и снова принялся за дело.