Наташа с удовольствием накинула бы на плечи патриарха свое пальто, но она была телом намного меньше, поэтому такой жест вышел бы смешным. А вообще Чайковский сейчас чем-то напоминал ей маленького ребенка. Хотелось его погладить по голове, обнять, успокоить. Эх, что стар, что млад...
Ласточка терпеливо слушала старика, изредка вставляя короткие фразы. Она чувствовала, что собеседнику просто нужно выговориться. Да и что она ему поведать нового, того, что этот человек уже не знал?
- Каждый из них думает, что вот взберется повыше, желательно на самый верх, а потом уже и Россией займется. Вот вы были на этом верху, знаете, что там только ответственность, проблемы, зависть, ненависть и непонимание. А они еще не были, вот и лезут...
- Война. Люди привыкли стрелять и убивать. Привыкли идти легкими путями. Зачем спорить и переубеждать, если можно просто выстрелить? Нет человека - нет проблемы. Это страшно. Да. Я и сама немного такая. А вы нам нужны, даже и не думайте о смерти. Как честный человек, который думает о других, о России. Как символ. Просто идее надо помогать силой. Ведь некоторые люди, - Симонова махнула рукой в сторону Берса, - ничего кроме силы уже и не понимают, и не желают понимать.
Она за Чайковского ответила на шутку фон Траубенберга:
- Вы победите вначале, молодой человек. А потом мы подумаем, стоит ли вас миловать.
А потом жадно, с профессиональным интересом смотрела за дуэлью. Как человек, который много раз был и по ту и по эту сторону мушки. Болела она, за более молодого офицера, просто потому, что он казался более вменяемым. Даже, демонстративно пару раз хлопнула в ладоши, когда Берс упал, а его противник остался на ногах.
Ласточка тихо шепнула Чайковскому:
- Вы, все таки, подумайте Николай Васильевич еще раз про Боевую Организацию, да не важно как ее сейчас назвать. Думаю, что сейчас эсерам понадобятся все возможные силы, чтобы на равных разговаривать с господами офицерами.
Ласточка ничего не знала о планах и опасениях Торнхилла, да ей это и было все равно. Просто женщина почувствовала, что сейчас нужно немного осадить Чаплина, пока он не почувствовал себя победителем. Она подождала, пока распорядитель дуэли освободиться от своих обязанностей, а потом легко скользнула к нему:
- Георгий Ермолаевич, - обратилась она к нему и улыбнулась с холодными глазами, - разрешите на пару слов.
Потом продолжила в вежливо-ироничном тоне:
- Поздравляю с победой вашего русского офицера, над не вашим русским офицером. А вы сами как, господин ковторанг, не желаете подуэлировать? А то, вдруг, почувствуете себя победителем и станете сгибать союзных социалистов революционеров в бараний рог. Тогда мне придется вас просто убить, как это не печально. И тут вам не помогут ни солдаты, ни пушки, ни пулеметы, поверьте моему опыту. Риман мне свидетель. А так у вас хоть какие-то шансы будут.
Ласточка понимала, что нарывается и наглеет не хуже Берса, но сейчас срочно требовалась показать военным зубы. Было немного печально, грустно и нелепо, что среди всех присутствующих эсеров, эти клыки есть только у нее.
- Или давайте, для разнообразия, попробуем наладить равноправное сотрудничество снова. Только вы будете помнить, что не схватили бога за бороду, и прочее "человек смертен".
Последние два слова Ласточка произнесла на латыни, которую, как думала, забыла давно и навсегда.