От гордости и мести,
От низкого пути,
От бегства с поля чести
Незримо защити.
Да будет недостойным
Покровом благодать,
Без гнева и спокойно
Дай смерть Твою принять!
Краткий удар отдачи. Треск револьверного выстрела, заглушающий на мгновение гул сентябрьского дождя. И вот валится на землю враг. Не первый. Лишь еще один в долгой череде. Барон не вел счет, лишь испытывал легкое отстраненное удовлетворение после каждого нового акта каинова греха.
Рауш фон Траубенберг опустил дымящийся ствол "Нагана" и быстрым экономным движением убрал револьвер в кобуру. Затем зашагал, меряя широкими шагами мостовую, к упавшему телу. Он видел, куда вошла пущенная им пуля и понимал, что если его противник не мертв уже сейчас, он будет мертв через считанные секунды. Приблизиться требовала лишь вежливость и, быть может, милосердие по отношению к товарищу павшего, полковнику Хетагурову. Возможно тот знал иную, не омраченную гордыней и не отравленную алкоголем, достойную сторону Андрея Александровича Берса. Которая, быть может, действительно заслуживала скорби.
- Прошу... Примите мои соболезнования, господин полковник. - с некоторой неловкостью проговорил Рауш, остановившись возле сокрушенного потерей горца. Барон не привык сожалеть о собственных действиях, да и не испытывал жалости к навлекшему на себя самого свой рок Берсу. Его тронуло, однако, вдруг горе Хетагурова, которое Константин не смог бы объяснить никак иначе, нежели глубочайшей привязанностью и дружбой, существовавшей между ним и погибшим. За что именно так любил он Берса, Рауш не мог и гадать, но разве важно это было теперь?
- Мне жаль. - добавил тихо Константин, словно боясь своими словами заглушить плач Виссариона Хетагурова. Он помолчал секунду-другую, наблюдая за тем, как потоки крови медленно смешиваются с мутной водой, а затем добавил глухо: - Давайте отнесем тело в дом.