Есть предел человеческой твердости, но нет предела человеческой тупости.
Эту мысль, пожалуй, стоило бы отлить если не в бронзе, то хотя бы в чугуне, или ставить там эпиграфом, если Фрайденфельдс стал бы важным государственным или партийным деятелем. Но пока Фрайденфельдс всего лишь простой компульвзвода, и даже в партию только заявление подать успел. И сейчас он испытывал первую часть мысли из-за второй ее части.
Дезорганизацию, глупые потери личного состава, всякий прочий хаос он еще как-то терпел. Но текущую картину, когда сейчас, в ходе боя, пусть против не ахти какого противника, но все-таки боя, когда товарищей твоих прямо убивают, кто-то, уже даже неважно кто, в открытую проявляет свой шкурную сущность... Возможно, Вацлавс стерпел бы и это, если бы все случилось без него, а его уже уведомили бы по факту. Но сейчас уже все. Сорвало клапан, как у паровоза.
Вацлавс убрал пистолет в сумку, неожиданно развернулся, сделал пару шагов к Илюхе и, пока тот куда-то увлеченно целил, выхватил у него винтовку, чего тот ожидать никак не мог. Постоял секунду, смотря на нее, снова дал разворот и твердыми шагами подошел к дерущимся, перехватив винтовку и случайно отдавив ногу убогому китайцу. И беззвучно, с ходу, начал охаживать красноармейцев прикладом по спинам, по головам, по всему, по чему доставал. А в голове только дикий крик фельдфебеля из учебной роты, приговаривающего с рыком: "Прикладом бей!.. Прикладом бей!.. Прикладом бей!.."
Довели до греха. А ведь Фрайденфельдс предупреждал.