– Херня какая-то. – только и сказал Фрайденфельдс и, намаявшись в безделье, решил действовать. – Так, калуга. Берешь... пятерых бойцов с того краю, обходите с правой кромки леса. Тюльпанов – также, с левой. Троих-четверых рассредоточьте по площади, а сами бегом выходите в тыл. Если эти от нас драпанут, то, скорее всего, прямо назад, к реке. Так что дождитесь, пока стянутся, и бейте. Главное, чтобы тут не засели. А то поймут, что уперлись, будут до последнего отстреливаться. Без нас огня не открывать. Матрос – не дурак, но и вы смотрите, куда целите. Все, исполнять. – Фрайденфельдс отвернулся, выражая собой полную решимость, которую уже простыми голосованиями не собьешь. Повернулся к ближайшим к бойцам и отдал команду.: – Вы – открываете огонь только после нас.
На своих же смотреть не надо было – и так было ясно, что осколок громадной военной машины страны Советов зашевелился в лице одного красного командира. Правда, то, что командир так, в отличие от обычной обстановки, перешел на русский, несколько смутило, но на долю секунды.
– Заряжай.
И замолк. Сразу открывать огонь было нельзя, надо было дать время отряду рассредоточиться вокруг хуторка. Остальные тоже вроде понимали и ждали, но Пярн, этот невесть откуда оказавшийся в латышах эстонец, проявил неожиданную неприсущую активность, доложившись неуверенно: "Готофо!.." И только выждав после гранаты несколько очень долгих секунд, решил, что уж половину пути обходные отряды пробегут, а там уж как-нибудь. Больно время дорого.
– По пехоте. Четыре. Очередями в три патрона.
Еще секундочку...
– Огонь!