Вот теперь совет Берса хорошенько подумать над следующими словами был очень кстати. Горцы были не чета иностранным дипломатам, с ними ходить кругом да округом смысла не было, нужно было рубить как есть. И Степан понимал, что как только он произнесет заветную фразу, назад дороги уже не будет, и того, как именно эсер повернет свое предложение, в какую сторону предложит идти, зависело в каком виде Берс примет участие в назревающих событиях. Сомневаться в том, что после услышанного ротмистр останется в стороне от событий, не приходилось.
- Обижаешь такими словами! - Степан скрыл промедление за вполне искренним возмущением от ремарки о возможном сотрудничестве с большевиками, - Мало я красных стрелял, чтобы подозревать в дружбе с ними!? Да и нет нам туда дороги, никому из нас, - добавил эсер уже спокойным тоном, - Не простят они нам сопротивления, не по настоящему. Мы для них не просто враг, а инородный объект, вредная опухоль на теле рабочего народа. С такими не договариваются, таких удаляют, - Миллер чиркнул рукой в воздухе, будто ножом, - Так что у нас отсюда три пути. Взять Петроград, погибнуть всем или бежать. Последнее противно, второе почетно, но хотелось бы обойтись. Остается только идти вперед. И для этого нужны солдаты. Лучшие что есть.
- А дела у нас вот какие, - подвел Степан к главной мысли, решив говорить начистоту. В конце концов, ему нужно было понимать, какими ресурсами и возможностями располагает сам Берс, и без откровенно разговора узнать это было бы затруднительно, - Николай Васильевич и Георгий Ермолаевич, наконец, дособачились до того, чтобы вцепиться друг другу в горло. Это не прогноз, это, считай, уже случилось. со дня на день Чаплин пойдет правительство арестовывать и садиться на место Чайковского председателем, или как он себя называть решит. Старик не дурак и подобного хода ждет, знает, что на его стороне закон - за него и союзники встанут, и народ поднимется. Кто в этом перевороте окажется сверху я не знаю. Думаю, что Николай Васильевич усидит на своем месте, слишком хорошо он врос в землю. Но знаю точно, что кто бы не вышел победителем из них двоих, проиграет в итоге вся Область. Мы за этими склоками, извиняюсь, Россию просрем.
Почему-то Миллеру казалось, что при ротмистре он может высказать вслух резюме своего внутреннего диалога как есть, без преукрас. Но было ли Берсу дело до страны на самом деле? Степан не был в этом уверен. Казалось, что поступки Андрея Александровича продиктованы тщеславием и алчностью, что он, прежде всего, думает о благе своем, а уже потом о благе страны. Иначе чем было объяснить такое наглое и бестолковое присвоение себе кассы после переворота? Но, возможно, именно такой человек и нужен был сейчас Архангельску, не идеалист, не фанатик, а прагматичный материалист, заинтересованный в том, чтобы проложить себе путь к вершине. Одно было очевидно - высказав, наконец, вслух правду о происходящем в городе, Миллер почувствовал облегчение. Самое неприятное он уже сделал, совершил, так сказать, прыжок веры, и теперь оставалось лететь вниз, надеясь, что под ногами окажется вода или сено, а не бетон.
- Я не хочу подталкивать маятник ни в одну из сторон. Я хочу нашу Область на ноги поставить. Чтобы наступление на Шенкурск продолжалось, а оттуда а на Вологду и Ярославль. Чтобы зимой никто не голодал, ни военные, ни гражданские. Чтобы мы не зависели от прихотей союзников и не нужно было, как ты говоришь, собачками менуэты перед ними танцевать. И для этого понадобятся и офицеры, и наши партийные работники. По отдельности красные нас сожрут. Но если мы будем сообща работать, то Ярославля дойти сможем, и до Петрограда.
Возможно, эта часть речи была лишней, но Степан не хотел демонстративно сводить роль Берса к уделу исполнителя, которому показали пальцем цель и сказали "взять". Эсер хотел заручиться поддержкой ротмистра не только за вознаграждение, но заразить его своей идеей, чтобы горец видел ту же цель, что и Миллер.
- Вот за этим ты мне и нужен, - Степан перешел к конкретике, - Не разогнать отделы, не поддержать мятеж Чаплина, а задавить эту склоку, пока они, чего доброго, не начали стрелять друг по дружке. Один я не смогу их заставить... - Миллер неожиданно вспомнил недавний разговор с Пулем и подумал, что дипломат был прав. Если Николай Васильевич с Георгием Ермолаевичем до сих не пор не договорились, то сейчас не договорятся, как ни крути. Так чего было фантазировать несбыточный вариант? - Не договорятся они по-хорошему. А по-плохому выйдет так, что кому-то из двоих не остаться в Области. А мне они оба нужны, и Чаплин, и Чайковский, чтобы войну выиграть. И раз они не хотят усидеть на одной лавке ровно, значит сядут на пол. Переворота, официально, быть не должно - мораль подорвем. Но отстранить и нашего главкома и Старика придется. Сколько они потеряют оба зависит уже от них самих.
Миллер чувствовал, что все равно говорит слишком расплывчато, а надо бы говорить прямо и просто, чтобы ротмистр четко понял что нужно будет сделать и какая роль ему во всем деле отводится. Но конкретная задача не шла на язык не потому, что Степан не понимал чего хочет, а потому что не знал на что готов - и способен - Берс.
- Детальнее без твоего ответа я объяснить не смогу, сам понимаешь, не только собой рискую. От твоего отряда нужно будет поддержать нас - меня и моих сторонников - чтобы Чаплин нас к той же стенке не поставил, что и Чайковского. Чтобы переворота официально не случилось - поменялись у некоторых отделов министры, всего и делов. Так что придется все-таки признать правительство, это обязательное условие. Взамен - амнистия тебе и твоему штабу, это как минимум. Подтверждение звания полковника. Ну а дальше, - Миллер посмотрел собеседнику в глаза, - Скажи, только честно, сколько за тобой пойдет офицеров? Если Чаплин уйдет, сможешь его штаб сохранить?