— Bu yao, bu yao danxin, (Не боись, не боись,) — успокаивающим тоном сказал рябой мордастый китаец, передав Мухину консервы и приняв гранаты. — Dou ting haode, wo bu pian ni, (Всё в порядке, без обмана)— и действительно, жестянки выглядели, как и должны были — помятые, с бурой ржавчиной по ободам, видимо, не один год пролежавшие на каком-то складе, но целые, а значит, неиспорченные.
Китаец, в свою очередь, принял от матроса гранаты, тоже внимательно осмотрел их, рассовал по карманам ватника. Прижимая свободной рукой четыре сложенные друг на друга банки к груди, с маузером в другой руке, Мухин ещё раз оглядел напряжённо глядящих на него китайцев. Сейчас могут броситься, — понял он: пока у него были гранаты, те матроса опасались, сейчас же почувствовали, что он, против их десятка ничего не сможет сделать.
— Women zenme rang ta daizhe womende guantou zou a?! (Это как же так мы его отпускаем с нашими консервами?) — с требовательным выражением воскликнул паренёк в женском платке, принесший консервы. — Rang women qiangpo ta ba womende guantou huigei women ba! (Да отобрать у него их, и всё!)
Неистово частя и брызгая слюной, зыркая узкими чёрными глазами, видимо, ища поддержки у товарищей, этот китайчонок вырвал из рук растерянно стоявшего рядом товарища мосинку (тот безропотно её отдал, лишь удивлённо посмотрев) и оглянулся, не зная, на кого её направлять — то ли на Мухина, то ли на грузного рябого китайца. Тот обернулся, гаркнул на паренька:
— Anqing! Rang ta zou! Ni shagua, (Тихо! Пускай идёт! Ты дебил)— зашипел он так, что стало ясно — матерится, — kanbujian ma, tamen zai senlin hai you ren, (не видишь, что ли, там его люди в лесу) — указал он на лес, — women jintian yijing yingzhan le tamen, bu xuyao gen duo toutong! Zou! Zou, zou! (мы сегодня уже с ними встречались, тебе это ещё раз нужно? Иди! Иди, иди!) — коротко обернулся он на Мухина и замахал рукой с выражением «кыш отсюда».
— Ni kanjianguo tade ren ma? Ni zenme bianwei le womende zhihuiyuan?! Wo bu rang ni dui wo fahao shiling! (Ты этих его людей видел? И с каких это пор ты у нас командир?! Мной ты командовать не будешь!) — истерично заорал молодой парень и всё-таки вскинул ствол винтовки на Мухина. — Huigei womende guantou! Mashang! (Отдавай наши консервы! Сейчас же!) — пронзительно, визгливо закричал он матросу.
— Anqing! (Тихо!) — бешено заорал в ответ грузный китаец и рванул из кармана гранату Мухина. — Fangxia buqiang! (Брось винтовку!)
— Ta daizou womende shiwu! (Он уносит нашу еду!) — кричал парень. — Ta shi yige ren, nimen zenme haipa ta? (Он один, вы что, его боитесь?)
Положение накалялось: рябой китаец стоял посреди своих с гранатой в руке, зажимая рычаг взрывателя. Паренёк с платком на шее целился в Мухина, то и дело бросая взгляд по сторонам. По его очумелому, диковатому взгляду Мухин понимал — стрелять в человека он побаивается, но отступать не хочет. Ещё с десяток китайцев, кто с оружием в руках, кто за спиной, кто без оружия, стояли вокруг, соображая, что делать. Сидящий у стенки сарая опиумщик тяжело приподнял голову, осоловело посмотрел на надрывающихся криком товарищей, снова прикрыл глаза. Подкидывавший дровишки в костёр под котлом китаец с кряхтеньем поднялся с земли, подобрал с земли карабин. В разбитом окне дома промелькнуло и исчезло чьё-то лицо. Дверь дома открылась, на крыльце показался ещё один китаец. Этот, безоружный, озадаченно глядел на происходящее.
Озадаченно на всё происходящее глядели и красноармейцы, сидящие в кустах у опушки леса. Отсюда было не очень понятно, что там, у околицы хуторка, происходит — Мухин подошёл, вокруг него собрались китайцы, они там друг на друга кричали на повышенных тонах, потом китайцы принесли из дома что-то, а Мухин, кажется, отдал им свои гранаты — вот и всё, что удавалось разобрать. Никого, знавшего китайский, среди бойцов, конечно, не нашлось, и что там происходит, оставалось лишь гадать.
— Гляди-ка, Ерошка, зашевелились, ну чисто тараканы, — обернулся к брату лежавший в кустах Дорофей Агеев. — А этот, кажись, гранату достал…
— Командир, взгляни-ка туда, — тихо позвал Фрайденфельдса Кульда. Он первый заметил то, на что не обратили внимание остальные, прикованные к разворачивающейся вокруг Мухина сцене: окошко с торца большого бревенчатого дома растворилось — сначала одна створка, затем другая, и через окно полезла девушка в белой ночнушке — судя по светлым волосам, русская. Она осторожно вылезла из окна, спрыгнула на землю, сидя на корточках, огляделась по сторонам — и торопливо, пригибаясь и оглядываясь, припустила к бане, один раз, запнувшись, упала в траву, но тут же поднялась и быстро скрылась за бревенчатой стеной бани. Отвлечённые происходящим у околицы, китайцы побега не заметили.
— Глядь-ка, баба! — один за другим заметили её бойцы. — Драпает от них!