- Я такой новомодный, - сказал Ник в ответ, - что еще ничего не успел натворить, но уже арестован, побит и вина моя определена. Думаю, что господину Судакову даже мое признание не нужно. Если бы вы могли привести ко мне Гумберта, я был бы вам более, чем признателен. И еще. Передайте пожалуйста доктору Ротт, Агнесе Федоровне, что со мной стряслось, пусть найдет мне адвоката.
Он не очень представлял себе, с кем имеет дело. Быть может, это честный человек, а, может быть, судаковский провокатор. Язык мой - враг мой. Но ведь это всегда было и будет так. И лучше ему, Нику, думать три раза прежде, чем открывать рот. Но то, что он сказал этому человеку, это в лучшем случае выставит его самого в качестве недалекого и наивного субъекта, но уж никому вреда не принесет. А, если Судаков сочтет его туповатым и инфантильным, это будет только ему на руку. Пожалел ли он, что не принял предложение Торнхилла? Тысячу раз пожалел. Но вернуть время вспять невозможно. Да и что он сказал бы англичанину:
- Давайте-ка я на вас пошпионю немного?
А тот ему:
- Да вы себя, сэр Рощин скомпрометировали. Какой же из вас теперь шпион, если ваша русская контрразведка вас на крючке держит.