Честно говоря Наташа даже заслушалась. Она давно не была на родине и подзабыла, что больше, чем бань, в городах только церквей и кабаков. Она, на миг, даже представила себе этот круг: помолиться, похмелиться и попариться. Банкнота французского монетного двора легко и заслуженно поменяла хозяйку на хозяина. Пацан честно заработал денюжку. Хотя воображение молодой женщины и отказывалось вообразить исконный дух Руси в виде паровоза.
- Спасибо, - серьезно сказала она, а потом не выдержала и подмигнула озорно. - Думаю нумер у Макарова мне прекрасно подойдет, для двоих. Махни еще рукой в какую сторону идти, не хочу брать извозчика.
Ласточка действительно не хотела. После крепкого, правильного кофе тело просило движений. Так что, поняв направление, эсерка на прощание махнула рукой гиду и легко пошла к цели под куполом спасительного зонта.
Добротные американские ботинки почти не сдерживали сильные и тренированные ножки Симоновой. Она шла прямо через лужи, не стараясь их обходить. Это не на каблучках "цокать". Настроение женщины постепенно портилось. Может это разговор с Филоненко оставил ее недовольной, или был виноват дождь.
- Что я еще забыла в своих странствиях?! Кроме бань? Американские ботинки, французское пальтишко и белье, англицкий зонтик, бельгийское оружие... Интересно, душа-то у меня еще русская? Что осталось от той Ласточки, что стреляла в Римана? И погода сегодня нелетная... Черт... Напиться в нумерах и отпустить вожжи?.. И ждать пока "дедушка" Чайковский подарит самолетик? Или самой к союзничкам заглянуть?
Тренированный войной и нелегальщиной взгляд не замечал опасности кругом, поэтому выделял незначительные детали и кидал их в возбужденный кофеином и спором мозг. Будто смотришь в калейдоскоп, только не игрушечный, а настоящий. Смотришь, вглядываешься, надеешься, что из осколков и образов сложиться истина. Серая вода луж. Сорванный ветром листок, почти не желтый, только тронутый старостью по краям. Еще один вестник осени, с обломанным черенком. Собственное отражение, которое разбивает вдребезги опустившаяся нога. Жмущийся к стене встречный прохожий. Заполошный и визгливый лай мокрой собачки из подворотни. Расходящиеся круги от дождевых капель. Нахохлившийся воробей, что схоронился под скамейкой. Истина никак не складывалась. Пряталась, обманщица, за углом. Кривлялась. Цепляла гротескные маски. Наташа вытянула из-под зонта руку и стала ловить ладошкой дождевые капли.
Общение с местным наполеончиком неожиданно вырвало из памяти надежно спрятанные там воспоминания. О совсем другом человеке. Большом, сильном и веселом, круглолицем и усатом. Он был таким надежным. Он был таким верным. Он был таким безрассудно храбрым. Защищал свою птичку от тягот войны. Согревал ночью в холодных горах. Был, был, был... После жаркого боя предлагал ей весь мир, и ... вазочку мороженного. Конечно, она согласилась. А потом был снаряд из круповской гаубицы. Ничего личного. Просто работа. Нужно выпустить на ту сторону фронта десять тонн взрывчатки, а потом можно пойти есть гороховый суп со свиными ребрышками. А от гаубичного снаряда храбрость не помогает. Только удача. Попал, или не попал. Или попал частично. Как тот снаряд, который отправил ее в лазарет. Не морской бой. "Бэ два" - убил, "Вэ два" - только ранил. А могли бы вместе сидеть на облаке, смотреть вниз и болтать ногами... Симонова тряхнула головой, решительно закрыла зонтик и пошла дальше так, мокнуть. Когда женщина добралась до Макаровских бань, небесная вода омыла ее лицо, а волосы можно было выжимать. Дождевые капли рушились на Архангельск сверху вниз, как гаубичные снаряды.