По пути к поверенному Степан успел трижды передумать и один раз даже чуть не развернуться в обратную сторону. В первый раз - когда получил отказ от встречи со Старцевым. В отделе сослались на крайнюю занятость министра, и как ни пытался Миллер донести, что его дело важное, практически жизни и смерти, пробиться к Николаю Александровичу не получилось. Во второй раз - оказавшись в суматохе посольства, когда стало понятно, что у американцев сейчас хватает своих забот, и заниматься возней среди местных политиков им ой как ни с руки. Зато, отрешенно подумал эсер, перешагивая через саквояж, вот и нашелся пулемет, который так отчаянно искал с утра пьяный подпоручик. В третий раз Степан передумал уже переступив порог кабинета Пуля, встретившись с хозяином помещения взглядом. Тут-то Миллеру и захотелось развернуться да выйти вон, но было уже поздно.
"Ну куда, куда ты полез, Степа?!" - мысленно выругал себя эсер, - "Нашелся тут, спаситель революции!"
Приветствие Пуля заставило Миллера всем телом ощутить, насколько лишним и чуждым он был сейчас здесь. Ведь он, Степан, был никто и звали его никак. За ним не было ни отдела, ни сколько-нибудь значимой силы. Для союзников - да и для большей части Области, он был рядовым эсером, который, ко всему прочему, еще и не проявил себя толком во время восстания, чтобы можно было козырять хотя бы этим фактом. По-хорошему, перед Пулем сейчас стоял какой-то русский Иван, пришедший с какими-то непонятными просьбами. Но самым страшным был даже не этот факт, а то, что Степан не знал английского.
Но отступать было уже поздно - раньше нужно было думать о том, что, возможно, не все в посольстве, особенно среди лиц не самых публичных, говорят на местном языке. Да и о наличии поддержки тоже стоило подумать заранее. Возможно, если бы получилось пообщаться со Старцевым, а, возможно, с кем-то еще, то можно было бы козырнуть именем министра... Да что теперь. В очередной раз за сегодняшний день Миллеру предстояло импровизировать, упражняясь в словесной эквилибристике, ради туманной перспективы предотвратить катастрофу. Наверное, именно об этом и стоило рассказать этому Пулю, если тот захочет слушать.
- Хеллоу, май нейм из Степан Миллер, - эсер прикрыл за собой дверь и прошел к столу, гадая сколько еще слов он успеет сказать, прежде чем получит заслуженного пинка под зад, - Айм сорри зет бозеринг ю, бат ит из вери импортант. Ай нот вери велл спик инглиш, бат лет ми спик, плиз, айл би симпл.
И как это у Филоненко получалось так легко и непринужденно врать, поигрывая словами и фактами, как картишками, что у собеседника создавалось впечатление, будто Максимилиан Максимилианович не просто находится на своем месте по праву, а еще и говорит от лица чуть не всей думающей общественности. Сейчас это умение бы весьма пригодилось Степану.
- Ай кам ту ю он.. он.. фром намбер оф мемберс оф рулершип. Ви ар вери консернд эбаут зе ситуэшн зет из гоинг он ин Архангельск энд ай белив зет ю, ай мин Антанта, кен хелп виз. Зе меттер консернз а баттл оф май парти виз арми... Проклятье! - не выдержал, наконец, Миллер, чуть не всплеснув руками от досады, - Так я никогда не объяснюсь. Айм сорри, parlez-vous français?
Французский, в отличие от английского, Степан знал хорошо со времен учебы в университете, но за годы успел нахвататься и других языков, которые сейчас перебирал в надежде найти тот, на которому говорит и Пуль.
- Sprechen Sie Deutsch? - Уточнил эсер, после чего, с надеждой обреченного, добавил, - Чи ви розмовляєте українською?