Судя по виду, с которым Чаплин слушал доклад Рауша, капитан успел десять раз пожалеть, что добродушно позволил адъютанту говорить в присутствии других офицеров. Известие о том, что о деле прознала английская разведка, было для Чаплина полной неожиданностью. С удивлением восприняли новости и остальные офицеры, непонимающе переглядываясь.
— И что теперь? — первый выпалил несдержанный, как обычно, Ганжумов, порывисто вскочив со стула. — Всё отменяется, так, что ли?
— Тише, поручик! — поднял на него взгляд Чаплин, делая успокаивающий жест рукой. — Вы ещё со сцены кричать начните.
— Я… просто! — не нашёлся, что сказать, Ганжумов. — Только-только мы все понадеялись, что всё изменится, и что? Георгий Ермолаевич! — просяще обернулся он к Чаплину.
— Погодите, поручик! — сквозь зубы тихо процедил Чаплин, прикладывая ладонь ко лбу. — Извольте помолчать одну чёртову минуту! И сядьте, наконец!
Ганжумов, гневно дыша через нос, сразу густо покрасневший, с грохотом сел обратно, не сводя взгляда с командира. Мурузи вальяжно откинулся на спинку стула, ничего не говоря и с каким-то отстранённым любопытством наблюдая за Чаплиным. Дес Фонтейнес, тоже вопросительно глядевший на Чаплина, перевёл взгляд за спину Рауша и судорожно дёрнул рукой, мол, «прочь отсюда!» — прогнал официантку, подошедшую узнать, угодно ли чего-либо присоединившемуся к компании посетителю. Чарковский, откашлявшись, со скрипом поднялся и подошёл к окну, за которым мокро зеленел сад. Чаплин сидел с выражением напряжённого раздумья, уставившись в скатерть. Наконец, он поднял лицо:
— Ничего не отменяется, — тихо сказал он, обращаясь ко всем и повторил специально для Ганжумова: — ничего не отменяется, поручик. То, что Чайковский отозвал свой приказ, ни о чём не говорит.
— А он его впрямь отозвал? — поинтересовался дес Фонтейнес. — Откуда мы знаем, так ли это?
— Барон, — обернулся Чаплин к Раушу. — Что вам точно сказал Торнхилл?
Рауш пересказал слова англичанина так точно, как помнил, и Чаплин удовлетворённо кивнул.
— Нет, отозвал, отозвал, — успокоительно сказал Чаплин. — Торнхилл нам врать не будет: если он говорит, что решил этот вопрос, значит, решил. Но это ничего не значит: завтра Чайковский придумает что-нибудь ещё. Нет, проблему Чайковского надо устранять как раз сейчас… — Чаплин хотел ещё что-то сказать, но в разговор вмешался Мурузи:
— Вы собираетесь выступать против англичан?
— Я не собираюсь выступать против англичан, князь, — чеканя каждое слово, неприязненно обратился к нему Чаплин. — Против англичан сегодня выступил не я, а Чайковский со своим приказом. И этим он ещё раз показал всем союзникам, насколько ему можно доверять. То, что Торнхилл не арестовал Рауша за самоуправство, говорит как раз о том, что Торнхилл на нашей стороне. А если на нашей стороне он, за нас будет и посол. Американцы будут против, но они не станут ссориться с англичанами из-за Чайковского, который и им уже успел надоесть хуже горькой редьки. Торнхилл, конечно, не мог сказать вам, барон, в открытую «идите свергайте Чайковского»: когда мы это сделаем, нас, возможно, тоже пожурят за дилетантизм, — но только и всего. В общем, те новости, которые вы, барон, принесли нам, скорее убеждают меня в том, что курс мы выбрали правильный. Да и в любом случае, сворачивать уже поздно.