Утреннее солнце, скрытое за облаками и умывающее Архангельск мелким моросящим дождиком, выглянуло наконец из-под своей вуали, согревая землю по-осеннему теплыми лучами. День вступал в свои права, и вместе с кратковременным, как это обычно бывает на севере, улучшением погоды на улицах стало гораздо более людно. По площади сновали экипажи, перед «Парижем» (вот уж точно архангельский Рим, к которому ведут все дороги!) чинно курили джентльмены из посольств, босоногие мальчишки чистили сапоги переговаривающимся между собой французу и сербу, спешила по делам разноликая толпа горожан в которой привычным уже зрелищем то тут, то там виднелись иностранные мундиры.
Но среди привычных уже англичан, французов и сербов – самых многочисленных контингентов, стали все чаще попадаться темно-зеленые кители совсем недавно прибывших американцев. Новые защитники Севера держались пока что гомонящими кучками, громко общаясь между собой и нарушая степенную чинность старого купеческого города. Молодые, деловые, веселые, многие из них фотографировали достопримечательности, хотя чаще – себя на фоне незнакомой, чуждой страны; и вообще, если бы не форма и оружие, выглядели скорее как туристы, чем как солдаты. Хотя, конечно, зоркий глаз Миллера приметил, что часть янки сразу же взяла на себя караульные функции, ранее выполняемые в основном англичанами – на противоположном конце площади, чеканя шаг, прошествовал патруль из шести заокеанских солдат.
Перед кабинетами американского посольства, куда Степана Яковлевича пропустили без лишних вопросов, царила форменная суета, плавно перетекающая в панику. Еще бы: раньше, помимо дипломатов, здесь была только военная миссия полковника Рагглса, а теперь сразу же прибыл пехотный полк, инженерный батальон и ряд более мелких подразделений. Офицеры, чиновники и работники посольства перекрикивали друг друга, ругались, сновали туда-сюда с документами, оспаривали право следующим занять печатную машинку, лишь усугубляя хаос.
Под ногами, загромождая коридор, валялись чемоданы и саквояжи, рюкзаки и коробки с документами и даже пулемет, над которым кто-то надрывно спрашивал, зачем его сюда притащили. Солдаты с вытаращенными глазами таскали вещи из кабинета в кабинет, что-то выносили на улицу, без лишних затей скидывая в грузовик. И все это зрелище терялось в едких густых клубах сигаретного дыма – хоть топор вешай.
Вопрос о том, куда записаться на прием к мистеру Пулю, пришлось повторить дважды, и только тогда взлохмаченный молодой человек в тонких круглых очечках, прижимавший к груди папку с бумагами, словно великое сокровище, отмахнул рукой дальше по коридору. Протиснувшись между двух ругающихся офицеров и переступив через чей-то упавший клетчатый саквояж с пыльным следом сапога, Степан оказался перед дверью с загадочной табличкой, уведомлявшей всех посвященных, что за ней - кабинет «Sp.Char-D.a.i. DeWitt C. Poole, Jr.». Ох уж эти американцы, не зная, ни в жизнь не догадаешься, что ДэВитт – это имя, а Пуль – фамилия!
Толкнув дверь, Миллер оказался в маленьком островке спокойствия, где за тяжелым письменным столом сидел похожий на школьного учителя мужчина с высоким лбом, прилизанными волосами с ровным пробором и мягкими, спокойными чертами. Его чернильно-синий твидовый костюм был безупречно отглажен, накрахмаленная рубашка поражала своей белизной, а нейтрально-черный галстук придавал официальности. Выражение его лица – донельзя унылое на фоне остальных американцев, резко дисгармонировало с веселенькими обоями в цветочек, которыми был обтянут кабинет. Оторвавшись от бумаг, однофамилец британского главнокомандующего немного нервным жестом поправил пенсне и немного раздраженным тоном коротко поздоровался:
- Welcome. On what issue?