Рауш только раздраженно скривил губы в ответ на несдержанности британского офицера, однако послушно проследовал за ним на лестницу.
- Очень хорошо, господин полковник. Я вижу, что вы уже осведомлены о ситуации и необходимости в секретности действительно нет. - заговорил Константин терпеливо и бесстрастно, когда он и Торнхилл оказались достаточно далеко от всех возможных нежеланных слушателей, - Дело в том, что член партии эсеров, некий Степан Яковлевич Миллер, сегодня утром нанес визит в кафе "Париж" и потребовал встречи с капитаном Чаплиным. Встреча состоялась и на ней, в присутствии некоторых офицеров штаба, в числе которых был я, господин Миллер заявил о намерение председателя Чайковского уже завтра выпустить приказ о переводе капитана Чаплина вместе со всем штабом непосредственно на фронт. В штабе никто о подобном приказе извещен не был. То есть приказ намеренно скрывали от вооруженных сил и предназначение его было сугубо политическим. По меньшей мере, именно так сказал господин Миллер. За правдивость его слов я поручиться не могу.
- Господин Миллер был убежден в том, что штаб вооруженных сил планирует вооруженный переворот против правительства, что, я отмечу, не соответствует действительности, и пытался, если я правильно понял, вести с капитаном Чаплиным какие-то переговоры на этот счет, старался отговорить его от применение силы. Никакого переворота и насилия, разумеется, не планировалось и капитан от всяких переговоров на этот счет отказался. Тому есть много свидетелей.
Рауш взглянул на собеседника и вздохнул.
- Очевидно, пожалуй, что если ВУСО действительно выпустит такой приказ, то это нанесет непоправимый ущерб русской армии в Северной области. Штаб просто не сможет функционировать с линии фронта, особенно если учесть ее протяженность. Это может быть только одним - попыткой текущего правительства избавиться от всякого влияния штаба вооруженных сил на Область, принеся при этом в жертву нашу борьбу с большевиками. Потому я посчитал своим долгом сделать все возможное, чтобы этот приказ, если он действительно существует, перехватить. Если он должен быть опубликован завтра в газете, то передать текст при помощи телеграфа на фронт должны сегодня или завтра ранним утром. Значит нужно остановить его отправку, после которой пути назад уже не будет, и заполучить подписанную председателем Чайковским шифровку, которая могла бы служить доказательством слов господина Миллера. Шифровку можно будет продемонстрировать капитану Чаплину и послам великих держав, который в свою очередь уже смогут оказать должное давление на ВУСО и добиться отзыва приказа. Вот и вся ответственная операция.
- Подчеркну, что мои действия в данной ситуации формально противоречат законам Северной области. Я это осознаю и беру на себя всю ответственность. Но Великобритания, насколько мне известно, не признала ВУСО, а значит не признает и его законы и приказы. Для вас, господин полковник, любой приказ Чайковского - просто бумажка. Приказ, о котором говорю я сейчас, однако, есть бумажка, представляющая опасность для обороноспособности Архангельска и Северной области. Если истинные интересы правительства Его Величества Георга V не отличаются от декларируемых, вы должны быть заинтересованы в перехвате приказа не меньше, чем я.
- Причина же, по которой я не сообщил о своих планах вам или кому-то еще, в том числе капитану Чаплину, проста. Если Чайковский или кто-то иной в правительстве, кто сумеет добиться его подписи под таким приказом, узнает так или иначе, что приказ пытаются перехватить, то сможет отправить его на фронт множеством различных путей, проконтролировать которые будет решительно невозможно. Кроме того, он очевидно будет действовать со всей возможной поспешностью. Напротив, если он знать об этом не будет, то отправит приказ через эту контору и лично через господина Молоствова, как обычно бывает с сообщениями подобной важности, где телеграмму можно будет перехватить. Вот и все. Чем меньше людей знает о моей попытке перехвата, тем ниже вероятность того, что информация эта доберется до ВУСО, и тем выше, что я смогу остановить отправку и заполучить подписанную шифровку, которую уже будет смысл показывать союзникам.
- Единственный человек, которому я сообщил о том, что мне нужно не допустить отправку телеграммы, это господин Молоствов. Его участие в предприятие, к сожалению, неизбежно. Ему я ничего про планы ВУСО не сказал - только соврал, прошу простить покорно, о шпионах и подложных приказах. Вы слышали, возможно, от него эту история? Если так, то она не соответствует действительности, выдумана только для того, чтобы добиться сотрудничества Молоствова. Я просил его отправить вместо шифровки с приказом, описание которого я ему предоставил, другое сообщение. Учитывая то, что никакие другие приказы, попадающих под мое описание и согласованные со штабом армии, сегодня или завтра выпускаться не должны, риска случайно перехватить не тот приказ нет.
- Я допуская вполне, что Миллер соврал намеренно по тем или иным причинам, или что он сам был так или иначе обманут, и никакого приказа о переводе штаба на фронт нет. Если так, то все мои действия будут совершенно безвредны. Если же приказ существует, а я не удивлюсь, если это так, то он фактически парализует русскую армию. Как можно координировать действия армии, такой небольшой и растянутой по такому широкому фронту, из одной только точки этого фронта? Так или иначе оспорить приказ будет невозможно, ведь тогда штаб и командующий Чаплин будут выглядеть трусами, что уже нанесет ущерб морали армии. В результате армия останется без командования, зато слишком правое офицерье не будет угрожать, прошу меня простить, завоеваниям революции. - нотки гнева появились в голосе Рауша, - А союзные войска будут вынуждены оборонять имеющий стратегическую важность Архангельск от немцев и большевиков самостоятельно, пока социалисты в ВУСО смогут спокойно заниматься своими экспериментами.
- Потому теперь, господин полковник, если вы не намереваетесь, разумеется, меня арестовать, я прошу вашей помощи и содействия.