- Как вам будет угодно, Николай Борисович, - сдержанно кивнул англичанин, кажется совсем не раздосадованный неуступчивостью Ника, - принсипы – дело святое. Тогда не смею вас больше задерживать и желаю удачи на той дороге, что вы выберете.
Он так и сказал – «принсипы», что с головой выдавало в нем человека, немалую часть времени проведшего среди цвета петроградского офицерства: именно так предпочитали говорить лощеные гвардейцы, от лихого молодого корнета до седоусого полковника и целой клики разномастных генералов паркетных войск.
Попрощавшись с Торнхиллом еще одним рукопожатием, Ник спустился вниз и вышел на улицу под моросящий мелкий дождик. Но не сделал он и пары шагов, как словно черт из табакерки перед ним возник давешний «химический» прапорщик, за спиной которого маячили скучающие лица солдат.
- Рощин?, - спросил офицер, в чьем голосе легко читались нотки какого-то непонятного, злого торжества. Настораживало то, что юнец ни поздоровался, ни представился, ни назвал собеседника господином или хотя бы по-левацки товарищем.
Немного картинно положив руку на револьвер в кобуре, прапорщик высокомерно процедил сквозь зубы, умудряясь смотреть на Николая сверху вниз, даже будучи немного ниже собеседника:
- Вы арестованы по подозрению в воспрепятствовании формированию и развитию русской армии и отказу поддержать военное командование. И, видимо, доносительству подпольным сторонникам большевиков! Извольте сдать оружие, если оно есть, и проследовать за мной.
Юнец так громко чеканил слова, что это вызвало некоторый переполох за спиной доктора. Англичане сзади интересовались, что случилось, кто-то, знающий русский, переводил, и, наконец, Рощин увидел тень за спиной. Им оказался какой-то постнолицый и несколько помятый английский капитан в очках, сразу после команды прапорщика уточнивший по-русски:
- Извините, сэр, но если этот человек выполняет задание Союзного бюро, то его арест вне вашей компетенции.
За англичанином вблизи никого не стояло, а прапорщик, чувствуя молчаливую поддержку за спинами, явно расхрабрился:
- Ваше… благородие. Подобными сведениями я не владею, но если арестованный подтвердит, что он ваш человек, мы отступимся. На время. А если нет…, - он многозначительно пожал плечами.
Капитан, видимо, считал, что Ник – свежезавербованный агент, и бумажки не имеет, и спросил:
- Мое свидетельство подойдет?
- Нет, - остающийся безымянным офицер явно наслаждался моментом, - только слова вашего старшего командира или бумага.
Англичанин перевел безмолвный взгляд на Рощина, как бы интересуясь мнением того, за кого он только что вступился.