Смирнов воевал с немцами, с австрийцами, со своими же русскими тоже, увы, приходилось, с интервентами вчера довелось, а вот с китайцами перестреливался впервые — и сейчас, только вскинув винтовку к плечу и поводя стволом в переплетении бурых стеблей с нависающими колосьями, Григорий понимал, — уж на что их побитое и замёрзшее рязанское воинство жалкие вояки, эти ходя-ходя ещё жальче.
Какой-то бритый щекастый тип в расстёгнутом пальто, широко расставив ноги, стоял посреди двора, как ростовая мишень, и палил по набегающим сзади рязанцам, забыв прятаться — Григорий навёл ствол в середину широкого, тёмного, просящего пули силуэта, нажал спусковой крючок — китаец так и повалился. Выпустил ещё пару пуль по вёрткому пареньку в сером ватнике, который шустро улепётывал по двору: убегал бы тот поперёк линии стрельбы, попасть в него было б сложнее, так нет же — бросился к крыльцу дома, подставляя пулям спину, и то Григорий промазал первый раз, угодив пулей в точёную балясину перил, а второй всё-таки попал: китаец рухнул на порог, тонко, визгливо заорал; его втащили внутрь.
Но на том цели кончились: другие китайцы, не будь дураками, попрятались за сарай, успели скрыться в доме, за его углами. На вытоптанной чёрной земле двора лежали два тела — убитый китайцем часовой и пристреленный Смирновым здоровяк. Китайца с косичкой, из-за которого всё началось, вообще не было видно — он всё стоял безучастно у овина, а потом Григорий отвлёкся на стрельбу, взглянул в ту сторону, а его там уже и не было. Стрельба затихла, но китайцы продолжали галдеть, зло орать друг на друга, — вообще что-то базарное в этом было, будто они тут не воюют, а ругаются, кто кого обвесил. Кто-то высунулся из-за дальнего от залегших во ржи угла сарая, не глядя, метнул в поле гранату — она гулко грохнула далеко от разведчиков, вообще ото всех далеко: только жирные куски земли дробно попадали сверху, шелестя рожью. Кто-то из китайцев попробовал было высунуться из разбитого окна: только за рамой с гребёнкой стёкольных осколков появилась фигура, Фима, державший окно на прицеле, пальнул по нему, — фигура скрылась, истеричные, отчаянные крики, вороньи переругивания китайцев усилились. Несколько китайских голосов истошно орали совсем близко, из-за сарая, но высовываться побаивались. Тем временем сзади уже подбегали рязанцы.
— Кто там, англичане? — кричал Саня Соловьёв, с разбегу бухнувшись на пашню, широко примяв вокруг себя рожь.
— Китаёзы это! — заорал в ответ Фима, оглядываясь.
— Кто-о? — не поверил Саня.
— Shi eguoren! (Это русские!) — орали тем временем китайцы.
— Братцы! Кольку убили! — кричал Семён.
— Hongsede haishi baisede? (Красные или белые?)
— Wo zenme hui zhidao a!!! (А мне откуда знать!!!)
— Обходить их с боков надо!
— Xiaoxin! Tamen you liudan! (Осторожно! У них гранаты!)
— Гранаты у кого есть? — приподнявшись из ржи на локте, приложив ладонь ко рту, закричал Фима, озираясь.
— Nimen! Nimen liangge! Kuai guolai zhe'er! (Вы! Вы двое! Сюда, живей!) — из-за угла дома высунулись два китайца: тут же несколько рязанцев враз начали стрелять по ним, выбивая щепки из толстых брёвен. Не попали: китайцы быстро скрылись обратно за углом.
— Bu neng guolai! Tamen zai kaiqiang ne! (Не пройти! Они стреляют!)
— Гранаты, говорю, у кого есть?
— Nimen liangge shabi, bu yao paoqu zhe’er, jiu yong nabi'erde chenghu liujin fangzi a! Chunhuo! (Вы два дебила, куда вы бежите? Лезьте через окно с той стороны! Идиоты!)
— Чё разорался, китаёза?!
— Гранаты у кого есть, спрашиваю?
— Нет гранат! Ни у кого!
— Laoliao, Laoliu zai nali? (Где Ляо, где Лю?)
— Laoliao zai zhe'er, tamen ba ta shale! (Ляо здесь! Они его убили!)
— Wo, wo zai zheli! Yao gaosu tamen shenme ne? (Я, я здесь! Что им сказать?)
— У меня тоже нет!
— Чё они орут, как наскипидаренные?
— Gaosu tamen women shi wushige ren, you yige jiqiang! (Скажи им, что нас пятьдесят и у нас пулемёт!)
— Lusikie! Lusikie! Zenme shuo bu yao? (Lusikie! Lusikie! Как сказать «не надо»)
— Васёк, Тимошка, айда к тому овину!
— Nie nada!
— Nie nada! Lusikie, nie nada!
— Обходим сбоку их, давай, братцы, прикрывай нас!