Просмотр сообщения в игре «1918: Архангельские тени»

Молоствов на всё с готовностью согласился, вопросов не имел, и Рауш покинул телеграфное отделение, направившись в комендатуру.

И снова долго идти не пришлось — учреждения Северной области все были размещены на небольшом пятачке вокруг Гостиного двора, губернаторского дома и Присутственных мест, — вот и комендатура располагалась прямо напротив большого колонного здания, где заседало Верховное управление и куда направился Миллер. Комендатура занимала скромное двухэтажное строение, а вот в соседнем представительном здании торгового дома Данишевских несколько дней назад обосновался Финансовый отдел ВУСО во главе с эсером Мартюшиным: известные пароходчики и смолоторговцы Данишевские были вынуждены потесниться, отдав под нужды правительства два этажа — почему-то первый и третий — и были очень недовольны. Слева от торгового дома Данишевских стояли «Коммерческие номера», в прошлом обычная недорогая провинциальная гостиница, а сейчас — штаб Славяно-британского легиона. Кажется, в этой части проспекта не осталось ни одного здания, которое бы сейчас не занимало какое-то из новообразованных учреждений — хотя нет: остались Дума и пожарная часть.


Эта отражалось и в самом виде улицы — людей обывательского вида почти не было заметно, зато вот перебежал дорогу с картонной папкой на завязочках в руках какой-то шпак, вот мимо прошли, козырнув, два офицера в британской форме без погон (даже не скажешь, в каком звании!), вот остановилась на крыльце, открывая зонтик, барышня-пишмашинистка в бумазейной юбке, с устало-злым, раздражённым на весь мир выражением некрасивого лица. Мальчишка-чистильщик обуви в огромной серой кепке сидел со своим ящиком и щётками у стены комендатуры, с завистью поглядывая на своего коллегу, которому досталось более прибыльное место у входа в штаб СБЛ. Рауш потянул на себя пружинно скрипящую, очень тяжёлую дверь и прошёл в вестибюль комендатуры.

Это здание тоже было отобрано у какой-то торговой конторы, и дежурный сидел на импровизированном посту за неудобно, косо в тесном вестибюльчике поставленным столом, так что мимо него нужно было боком проходить. На столе была электрическая лампа, но розетки рядом не было, и шнур в тканой оплётке змеёй уходил по полу куда-то под дверь. Оторвавшись от бумаг, скучающий дежурный сообщил Раушу, что капитана Узкого на месте нет, — не далее как пятнадцать минут назад тот ушёл по делам. Рауш спросил, где можно сейчас найти коменданта, и дежурный, поколебавшись, решил сказать, — всё-таки тут знали, что адъютанту Чаплина можно доверять, — что Узкий уехал разбираться с какой-то проблемой в правительственном общежитии. То есть, понял Рауш, ему нужно было ехать почти домой.

Барон жил совсем рядом с правительственным общежитием, наискосок через перекрёсток: эту квартиру во флигеле аккуратного мещанского дома с араукариями в горшках и ружьём «Пибоди» на стене он по рекомендации Чаплина занял, только прибыв в Архангельск, ещё при советах. Хозяин, пятидесятилетний, всегда очень занятой Артур Фридрихович Пец, был переводчиком с английского и немецкого на архангельской таможне. Он происходил из старого купеческого рода архангелитов — иностранных жителей Архангельска, многие из которых, как и Пец, возводили родство к первым немецким колонистам, прибывшим на Двину ещё в позапрошлом веке. Пец превосходно говорил на трёх языках (он был англичанин по матери), жил с женой Пелагеей Алексеевной и семилетней дочерью Тамарочкой, а в конце прошлого года отослал на учёбу в Англию племянницу-сироту, которая воспитывалась в их доме. В её-то комнате Рауша и поселили: непривычно и неловко было устраиваться в комнате, где каждый предмет, каждая деталь кричала, что здесь жила юная девушка, — гимназические учебники, романы Чарской и сборники Надсона на полках, столик с баночками и флакончиками, расчёска с длинными светлыми волосами, найденная под матрасом тетрадка с выражениями вроде «Дружба — это любовь без крыльев» и куплетами в духе «Линдес стряпает котлетки, дес Фонтейнес шьет жилетки», перевязанная муаровой ленточкой стопка писем в ящике стола, приколотые к обоям фотопортреты Мэри Пикфорд и Дугласа Фэрбенкса. Пецу, кажется, тоже было неловко селить офицера в такую комнату, но другой не было, и хозяин пообещал, что при первой возможности уберёт из комнаты всё ненужное, тем более что Леночка скоро возвращаться не собирается, — но, видимо, возможность так и не представилась. Он был очень занятой человек, этот Пец, постоянно пропадал на службе: переводчики с английского были наперечёт. А мягкая пружинная постель, даже несмотря на чистое белье, долго ещё пахла чем-то таким, волнующим, что ли.


10:00

Уже свернув с Троицкого проспекта на Успенскую улицу и размышляя, стоит ли зачем-то заходить домой, Рауш взглянул на здание правительственного общежития и сразу понял, зачем коменданту потребовалось сюда выезжать: по забору, ограждающему двор, шла жирная надпись красной краской, косо выведенная широкой кистью: «УБЛЮ» — видимо, дописать задуманное вандал не успел. Надпись уже оттирали двое солдат комендантской команды — смачивали тряпки скипидаром из бутылки, принимались усиленно тереть, размазывая красные буквы. Капитана Узкого пока видно нигде не было.