Ник покачал головой.
- Верите ли, сэр, я впервые за много лет встречаю честного человека на месте, которое по определению должен занимать человек нечестный. Я благодарен судьбе за знакомство с вами. Но мы с вами видим мир по разному. Я уеду отсюда. Так, или иначе. Правительство господина Чайковского так же эфемерно по меркам истории, как я сам, может быть, куда более, чем вы. Сколько оно продержится? Год? Если повезет. Или меньше? Или его скинет кто-нибудь из более напористых и менее принципиальных сторонников. Вы правда полагаете, что таких нет? Или, вопреки вам, сюда заявятся красные. Или правое дело победит и на территории Империи восстановится законная власть. Если меня убьют, мне будет все равно. Это тоже способ уехать. Если нет, я подожду. Рано или поздно, так или иначе, я покину эту страну. То, что вы предлагаете мне не только не совместимо с моей совестью, но и нецелесообразно. Как нецелесообразно забивать гвозди карандашом. Я, видите ли, существо необщительное. Даже если я и переступлю через свои принципы, я только вызову вполне обоснованные подозрения, если вдруг начну набиваться к кому-то в приятели и говорить о политике.
Ник подумал, говорить ли то, что было у него в голове, но решил выложить.
- И, простите, сэр, я не верю, что ваше правительство будет с кем-то ругаться из-за одного русского. Нет смысла. Есть много способов решить проблему, не ругаясь, начиная от пули в затылок и омута, и заканчивая подъемом по трапу за пять минут до отправления парохода. Мне не надо обдумывать ваше предложение больше. Если бы я не умел принимать решения быстро, я не был бы тем, кто я есть - хирургом. Если вас устроит, я буду вашим ухом и глазом, возможно, носом, ибо вначале появляется душок. Но я не смогу быть языком, пытающимся забраться кому-нибудь в душу или пальцами, шарящими в чьем-то кармане.