В какой-то момент Степану начало казаться, что он попал в какой-то другой Архангельск, совсем не тот, в котором он беседовал с Чаплиным и совершал дерзкий - впрочем, это слишком громко, пусть будет дерзковатый - побег. Конечно, эсер сталкивался с бюрократией до революции, в преподавательской деятельности ее хватало, и иногда хотелось лезть на стену от тугодумия чиновников. Но политической работой Миллер занялся уже только после февраля, когда власть бюрократии пала вместе с царизмом. На это были несколько другие причины - хаос, порожденный революцией, не давал укрепить косности. Многие решения приходилось изобретать на ходу, оказавшиеся на новых местах люди просто не представляли себе бюрократического порядка, а иных должностей и вовсе не существовало прежде, так что старые порядки не были к ним применимы. Реакционеры обличали этот хаос, клеймили его бардаком, который развалил страну, но на взгляд Степана в таком порядке, который устроил в отделах этот Акимов, бардака было еще меньше, тогда как хаос, подобно первородному супу, порождал гениев. Впрочем, с той же скоростью он и сжирал, если те оказывались неосторожны. Количество людей, сгоревших как свечки из-за отсутствия регулирования и порядка шло на сотни, иногда даже самые лучшие усилия пропадали втуне, но в то же время одному человеку удавалось порой совершить невозможное. В результате Степан привык работать в режиме сверхусилия, которое подразумевало полную отдачу от исполнителя, но давало ему полную свободу в то же время. Миллер, если было нужно, мог зайти в кабинет к Керенскому практически без стука. Не факт, что он застал бы премьера на месте, но уж точно никто не стал бы требовать с него три подписи только для того, чтобы подняться на этаж.
Растерявшись от такой неожиданной перемены в образе работы министров, эсер позволил утянуть себя в круговорот волокиты и наверняка бы утонул в нем, если бы не спасительный Федоров, который аки Христос по воде провел Степана мимо легиона запрещателей, предъявителей и записателей. Только одно можно было занести отделу в актив - если Рауш и правда замышлял выкрасть бумаги из кабинета Маслова, шансов у него не было ровным счетом никаких, и даже вовсе не от того, что никаких бумаг у Маслова, похоже не водилось.
- Сергей Семенович! - искренне радушно приветствовал Миллер заместителя председателя, проходя в кабинет, - Как вы держитесь в этом бедламе? Я думал, что ненароком подпишу свою отправку в ссылку, пока сюда пробьюсь!
Возможно, не стоило так уж критично говорить о работе отдела, к тому же высказываться столь прямолинейно, но в памяти эсера Маслов остался как человек достаточно приземленный, даже немного простецкий, и Степан надеялся, что он не успел забронзоветь на новом месте работы, по крайней мере не настолько, чтобы обидеться на подобные речи.
- Я правда по делу, - проговорил Миллер, когда Сергей Семенович пригласил его к столу, - Но скорее с вопросом.
Дальше нужно было перейти к сути дела и, уже открыв рот, Степан понял, что никакой заготовленной речи у него нет. "Надо переговорить с Масловым, с другими сопартийцами," - вертелось у него в голове всю дорогу, а вот как вести разговор мыслей не появлялось. Не скажешь же, без предисловий, что-то вроде "Сергей Семеныч, как думаешь если мы от тебя один отдел отнимем и Чаплину отдадим?" или "Мы тут с Филоненко решили переворотец устроить, тебя первым пострадавшим выбрали, не возражаешь?" По-хорошему, этот разговор следовало доверить Максимилиану Максимилиановичу, а самому остаться в стороне, но что-то подсказывало Миллеру, что вот этого-то как раз делать и не стоит. Лишь бы самому не наломать дров. Этот разговор, а позже с некоторыми другими министрами, например, с Мартюшиным, был необходим, если эсер и правда собирался попытаться реализовать свои идеи о едином правительстве. Значит, и говорить с Масловым нужно было именно об этом. А потом и с остальными. Выслушать, попробовать убедить. Но и не подставить Филоненко при этом.
- Как продвигается работа со штабом северной армии? На входе меня чуть не сшиб с ног какой-то полковник, жутко недовольный, - Степан начал издалека, потом сделал паузу, подбирая слова, - Тревожно в городе, разговоры ходят разные, о разладе в управлении. Я пробовал было поговорить с нашим старцем, но с его слов все в порядке и не о чем беспокоиться. А вы как считаете, Сергей Семенович?
Про разговор с Чайковским, конечно, Миллер привирал, но старался не лгать уж совсем бессовестно. Пойти к председателю он и правда думал, но быстро от этой затеи отказался. Во-первых, его бы просто не пустили в кабинет, это уже теперь было очевидно, а во-вторых, Чайковский бы просто не стал слушать. Вот Маслов - другое дело. С ним, возможно, Николай Васильевич советуется.
-Простите, если сую нос не в свои дела, - привычно поправился Степан, - но думаю, что я мог бы помочь. Все-таки, опыт есть за спиной.