Ник задумался.
- Я думаю, что знаю, кто вы такой на самом деле и чем занимаетесь. В какой-то степени знаю. Предложение вашего доктора было более, чем неожиданным для меня, но я не привык говорить "нет", не услышав.
Он задумчиво потер пальцем висок - был у Рощина такой не до конца осознаваемый жест, когда ему надо было сосредоточиться. Его двоюродная сестра Майя, к примеру, в таких ситуациях теребила локон. Что забавно - тоже правой рукой.
- Я могу пообещать вам, - сказал он, подумав, - сэр, что большая часть этого разговора останется между нами, независимо от того, чем он закончится. Но я хотел бы, чтобы вы были конкретнее. Если то, что вы захотите, меня не устроит, я не буду морочить вам голову. Если устроит, я назову свою цену.
Ник понимал, что идет по очень зыбкой почве. Но ему было не впервой. Только большей частью он делал это, когда стоял над больным со скальпелем или хирургическим зажимом в руке. А теперь роль "Москита" или "Кохера" стали играть слова. А вместо скальпеля выступают взгляды и жесты. Он предпочел взять инициативу в свои руки. Неважно, что они сидят в кабинете у Торнхилла. Неважно, что он может отсюда и не выйти. Или выйти ногами вперед. Тихо и чинно и прямиком куда-нибудь в омут с грузом на щиколотке. Важно, что это должно стать, как танго. Давно уже Ник узнал, что танго изначально танцевали только мужчины. Мужчина с мужчиной. И это было как бы ... как бы видом единоборства. Кто сильнее. Кто гибче. Кто смертоноснее. Он не знал, правда это или нет, но ...
Пусть будет танго.
Не торг.