- Вот это правильно, вот это по-нашему, - кивнул Бабкин, - тогда собирайся и скажи, что про маршруты караульных помнишь. Все-таки уходить с боем – это не по-нашему, не по-красноармейски. Это этот Фрайден всех бы из пулемета положил, и дело с концом.
Выслушав Гришу, Николай со сноровкой опытного фронтового разведчика отполз к остальным. На удачу рязанцев, после вечернего «голосования» они разбили лагерь чуть в отдалении, у двух поваленных, давно поросших мягким мхом осин, и теперь практически не попадали в поле зрения всех остальных. Кто-то из Васек, как между собой рязанцы звали Василеостровцев, даже схохмил, дескать, Петроград и Балтфлот всегда рядом были, Лабусия тоже близехонько, а Рязань-дяревня привычно вдалеке.
Пока Фима Окладников, крупный и крепкий парень, бежавший в свое время из старообрядческой общины и до войны работавший половым и по совместительству вышибалой в трактире «Григорий», что неофициально все знали как «Обедоносец», изображал сладкий храп остальные тихо шушукались, не поднимая голов, словно бы и вправду были под пулеметным огнем.
Дождавшись подползшего Смирнова, устроившегося аккурат между тихим после вчерашней глупости Семеном и Николаем, самообразовавшийся командир, куривший до этого, пряча огонек сигареты в ладонь, взял слово:
- Братцы. Все, раз уж все вместе порешили, все вместе и сваливаем. Как раз часовой только прошел, так что время есть. Пара остается на карауле: Фима и Гриша. Остальныя через во-он ту, - он указал на левую поваленную осину, - переваливаются и дальше в лес. Я, когда отлить типа ходил, приметил там два дерева из одного ствола, там и кучкуемся. Все поняли?
Ответом ему послужил тихий согласный гул. – Ну, пошли! Давай!, - Тимоха первым перебрался, за ним Семен, умудрившийся лязнуть чем-то железным, а дальше и все остальные. Когда оставались только Бабкин, Смирнов и Рязанцев, размеренный шорох листвы справа предупредил их, что часовой на сей раз обошел периметр быстрее, чем планировалось. В предрассветных сумерках выплыла похожая на привидение невысокая фигура в мятой фуражке, над которой единственным рогом торчал ствол винтовки.
- Бля! Принес же черт на хвосте козла!, - тихо выругался Коля, - Фима, ты умеешь, знаю. Сделай ему поспать, только тихо. И не убивай, понял?
- Угумс, - басовито шепнул Окладников, и подкатился поближе к маршруту караульного. Тот, не ожидая проблем внутри, все больше смотрел, щурясь, в полутемный просыпающийся лес, и даже не заметил, как здоровую тушу Фимы подбросило вверх словно распрямившейся пружиной. Тяжелый кулак бывшего старообрядца опустился на фуражку, сминая ее еще больше, в то время как вторая рука, измазанная в осенней грязи, заткнула бедняге рот, чтоб не кричал. Несчастный, не издав ни звука, рухнул бы, как подкошенный, если бы Фима не придержал его, аккуратно уложив на землю. Вглядевшись в лицо беспамятного солдата, мужчина негромко выдохнул, похлопав безвольное тело по плечу:
- Прости, братец. Но вот мылом нас кормить не надо было.
- Ладно, хватит. Ходу, ходу, пока его не хватились, - поторопил Бабкин оставшихся. Не прошло и минуты, как последние рязанцы растаяли в предрассветной дымке.
***
Как сладок и крепок предутренний сон! Забыт и корень, все мешавший нормально уснуть, и холод уже не так донимает укутавшихся в шинели бойцов. Все спокойно и благочинно, все видят уже какой там по счету сон. Но вдруг громкий вопль: «Тревога!» властной рукой сдергивает дрему. Все подскакивают, хватаясь за оружие, настороженно озираются.
Кричавший, молодой василеостровец с битым оспой лицом и шалыми глазами, буквально пробился к новоизбранному начальству и доложил скороговоркой:
- Товарищ командир, товарищ комиссар! Беда! Вербаковский пропал, и с ним все рязанцы! Я его в условленном месте дважды не увидел, пришел туда, а их нет! Враги! Враги их в плен взяли, нас только не заметили! Ерошка проверить пошел!
Под «Вербаковским» парень, видимо, понимал Верпаковскиса, на которого выпало предрассветное дежурство. Бойцы, услышавшие это, стали готовиться к атаке, как из дальних кустов раздался знакомый голос братца Агеева:
- Земели, не стреляй! Свои, лабуша несу! Жив, курилка, токмо глушенный, а от Рязани даже жалкого сухаря не осталось! Пусто кругом!
Положив перед Вацлавсом безвольное тело Верпаковскиса и его винтовку, Агеев тяжелым взглядом смерил латыша и буркнул:
- Дня не прокомандовал, и вона сколько людей потеряли. Прям охфицер…