- Не следует приписывать Божьему промыслу то, что сотворено руками людей. - серьезно ответил Рауш на слова Миллера о том свете, - Это шаг к пораженчеству и отчаянию.
Барон сделал краткую паузу, подбирая слова и продолжил мысль:
- За тем, что вы видите вокруг, стоит не всемогущий Бог и не метафизическая стихия, но конкретные люди в Берлине и Москве. Эти люди реальны и вполне смертны. А мы с вами сражаемся против них на войне. – Рауш внимательно посмотрел на своего собеседника – Вам ведь доводилось бывать в бою, Степан Яковлевич? Разве вы не чувствовали себя живым с оружием в руках?
- Мне кажется, вам снова стоит взяться за оружие. Буквально или метафорически. Вернуться в бой. Мне это помогло.
Рауш шел по набережной и глядел на морскую гладь и громады боевых кораблей на ней. Он, пожалуй, понимал Миллера. Он ведь сам переживал подобное еще этой зимой в Петрограде. Тогда он глядел на знакомые улицы, увешанные теперь красными флагами, и думал о том, что весь мир сошел с ума. Что за то время, что он был на фронте, земля разверзлась и поглотила его родной город, а на место его выплюнула одновременно страшную и жалкую на него пародию. Рауш любил Петербург (в мыслях он часто называл его так) раньше, но за последнюю зиму успел возненавидеть то, что пришло ему на замену. Он вынужден был отстраниться мысленно от происходящего и замкнуться на своих сиюминутных заботах, ибо не видел другого выхода. Ему стало плевать на то, что происходило вокруг – Константин хотел только поскорее убраться из проклятой гибнущей России.
Он утешал себя лишь тем, что исход его из родной страны будет лишь концов еще одной главы в семейной летописи. Рауш фон Траубенберги были старше России и старше Романовых. Великие державы возносились и погибали на глазах предков Константина, а род его жил. Что с того, что погибнет Россия? Не ей быть первой и не ей последней.
Рауш почти смирился с этой мыслью, почти принял ее, как принимал раньше утрату друзей на войне. Почти готов был двинуться вперед и начать новую главу фамильной хроники. Помешал Георгий Ермолаевич Чаплин со своим предложением присоединиться к архангельской авантюре и вернуться в бой. Где-то продолжался бой и Раушу предлагали взять в руки оружие и дать отпор красной заразе. Не быть одиночкой, бегущей от кровавой стихии, ветхозаветной саранчи большевизма, а стать частью армии, которой по силам, быть может, ее остановить и уничтожить. Барон не мог не согласиться. Он теперь знал, что не один. Он не был больше потерян в родном городе – он был в тылу врага и перед ним стояла важная миссия. Будущее приобрело ясность, а то чувство нереальности происходящего, что терзало сейчас Миллера, начало постепенно сходить на нет.
Окончательно темный морок в душе Рауша развеялся, когда туманным июньским утром на пустынном провинциальном полустанке барон вогнал финский нож в горло латыша-чекиста, разглядевшего фальшь в предоставленных британцами документах. Коммунист попытался закричать или сказать что-то, но не сумел и лишь забулькал кровавой пеной. Рауш столкнул его в высокую траву у деревянной платформы и запрыгнул в вагон уже уходящего со станции поезда. Двое товарищей убитого ничего не заметили – слишком уж заняты были шумным дележом содержимого только что экспроприированного у одного из пассажиров поезда саквояжа. А Константин, хоть и вынужден был сделать значительный крюк и сильно задержаться, чтобы избежать преследования, все таки отпраздновал тихо победу в первом бою новой войны. Чекист в черной кожаной куртке, который еще месяц назад был бы для Рауша лишь объектом страха и бессильной злобы, лежал теперь в собственной крови с раскуроченным горлом и пустыми глазами. Он был смертен и собственной рукой Рауш убил его. Значит смертны и все подобные ему. Значит победа возможно. Глупая, но удивительно ободряющая мысль.
Пожалуй, что-то такое следовало пережить и Миллеру, подумал Константин. Хотя для него победа, возможно, будет совершена не клинком, но словом в правительственных кабинетах или за трибуной. Каждому свое. Важно лишь осознать, что победа возможна.
Эсер тем временем продолжал говорить и Рауш внимательно его слушал.
- И что же это за место, Степан Яковлевич? – поинтересовался он – Я могу лишь предположить, что приказ побывает непосредственно у господина председателя на столе, а затем скорее всего у его секретаря или помощника. Возможно, побывает на столах других министров, которые должны будут его утвердить. Не знаете, есть ли таковые? Затем отправиться в телеграфное отделение, где и закончит свой путь. Могу предположить, что отправиться он не отдельно от других документов, передаваемых на телеграф. Не знаете, как организована передача документов на телеграф? Быть может, их отправляют с курьеров в определенный час? Может что-нибудь знает господин Филоненко, о котором вы упоминали ранее?
- А что касается вашего последнего вопроса… Я могу поделиться лишь мнениями, которые популярны в моей среде. Видите ли, мы хотели бы видеть правительство, которое будет в полной мере осознавать, что мы сейчас на войне и что действовать сейчас необходимо соответствующим образом. Это печальный факт, однако роль правительства области в настоящий момент – это роль управления тыла. Просто потому, что фронт пролегает всего в паре сотен километром от нас. Нельзя заниматься политикой мирного времени, когда враг у ворот. Правительство Чайковского, к сожалению, этого не понимает. Оно слишком много сил тратит на противостояние армии по идеологическим причинам. Они думают в первую очередь не о спасение России, а о спасение завоеваний революции. Я понимаю, что это важно и для вас. Но я надеюсь, вы понимаете, что чем-то можно и нужно пожертвовать ради победы над большевизмом.
- Армии же нужно «деловое» правительство. Которое будет армию всецело поддерживать с полным осознанием того факта, что судьба и будущее России сейчас зависит исключительно от армии. Просто потому, что власть большевиков держится на штыках, их можно изгнать лишь силой штыков. Они не примут ничего иного. – Рауш помедлил немного и добавил – Вы сейчас скажете о том, что важно действовать не только силой, но и словом. Я согласен, но лишь отчасти. Даже если душой человек с нами, никакой пользы его убежденность Делу не принесет, пока он не готов будет взяться за оружие. Вам не изгнать большевиков одним лишь словом – все едино сводится к силе. А значит и к армии.