Пока Бессонов говорил, он не забывал внимательно следить за выстроившимися у балюстрады горожанами. Павсюков и Медведев схлынули с лица от осознания, что их план не сработал: Медведев, кажется, вовсе впал в прострацию, стоя белый как полотно. А вот Кузнецов, наоборот, часто мелко облизывал пересохшие губы, косился взглядом то вправо, то влево, будто оценивая обстановку, и не побледнел, а покраснел: сейчас может куда-то рвануть, вытащить браунинг из кармана или сделать какую-то глупость — понял Бессонов. Он обратил внимание, куда чаще косится Кузнецов, а потом приметил, что туда же нет-нет да бросают взгляды и Медведев с Павсюковым — на опечатанную дверь редакции.
— Я… я конечно… — задыхаясь, быстро ответил Павсюков на предложение Бессонова выйти на улицу. Кажется, он всеми силами старался сейчас угодить чекисту, как-то понравиться ему.
— Пожалуйста, господин Кузнецов, подымите руки вверх, — сказал Бессонов, никак не реагируя на не могущего справиться со своими словами, дыханием и нечистой совестью Федора Павсюкова. Его взгляд был прикован на готового вот-вот эскалировать и без того напряжённую ситуацию юноше… Его пистолет также был направлен на юношу. Что ж, выходит, ситуация был эскалирована и без участия молодого господина Кузнецова.
Кузнецов медленно поднял руки вверх, поджав губы, глядя исподлобья.
— А мне тоже? — зачем-то спросил слабым голосом Медведев, оглядываясь то на Занозу, то на Бессонова.
— Товарищ Мартынов, обыщите, пожалуйста, господина Кузнецова. Он может быть вооружен, — сказал Бессонов, проигнорировав глупый вопрос Медведева.
— Так точно, — тихо отозвался Глебушка.
— А мне тоже руки поднимать? — спросил Медведев ещё раз.
— Ну хочешь, подыми, — милостиво разрешил Заноза, внимательно наблюдающий за задержанными из-за спины Бессонова.
— Действительно, кто мы такие, чтобы запрещать людям стоять с поднятыми руками… — задумчиво сказал Глебушка, принявшись охлопывать Кузнецова по бокам. — Папироски… — прокомментировал он, достав из бокового кармана пиджака начатую мятую пачку и спичечный коробок. Их он, не глядя, передал за спину Занозе; тот принял, безжалостно высыпал папиросы на пол, заглянул в пустую пачку, отшвырнул, потом повторил то же со спичками.
Глеб продолжал обыскивать: полез во внутренний карман пиджака (Кузнецов скривился), достал записную книжку и сложенный годовой паспорт — такие временные документы выдавали, например, крестьянам, уходящим зимой на извоз в город: многолетняя паспортная книжка им не требовалась, поэтому они получали вот такую бумажку:
— Ага, — довольно произнёс Глебушка затем, достав из бокового кармана пиджака маленький дамский браунинг, а вслед за тем из кармана брюк — запасную к нему обойму. Всё это он так же передал Занозе. Заноза отложил оружие на балюстраду подальше от задержанных, развернул паспорт перед глазами, прочитал:
— Василий Петрович Кузнецов, девяносто третьего года, мещанин, журналист… — он быстро сложил паспорт и сунул себе в карман вместе с записной книжкой Кузнецова.
Бессонов видел: Кузнецов нервничает, вот-вот что-то устроит, рванёт ещё один пистолет из кармана, ударит Глеба спрятанным ножом — чёрт знает, что там у него могло быть припасено! Чекист быстро сместился в пространстве так, чтобы все ещё мочь держать горячечного юнца на мушке, чтобы Глеб его не закрывал.
Глеб, кажется, тоже чувствовал это напряжение и, опустившись на колени, перед тем как начать охлопывать Кузнецова по ногам, поднял на него лицо и спокойно сказал:
— Нет, бить меня по голове не надо. У меня только шишка вскочит, а вас пристрелят.
Это, кажется, убедило Кузнецова, и тот на протяжении обыска стоял недвижно, досадливо поджав губы. Бессонов видел — Кузнецов жалеет, что упустил момент, не выхватил пистолета раньше, а сейчас уже поздно.
— О, ещё кое-что, — прокомментировал Глебушка, двумя пальцами доставая из-за измазанного в свежей грязи голенища сапога Кузнецова складной нож. — Прямо арсенал, — заметил он, поднимаясь с пола. Нож Глебушка отложил на балюстраду рядом с браунингом.
— Это не запрещено к ношению, — хрипло сказал Кузнецов.
— В Шенкурске приказом товарища Виноградова объявлено военное положение, — отчеканил Заноза, — что предусматривает сдачу всего личного оружия населением.
— Более того, господин Кузнецов, — все также улыбаясь, подхватил вслед за Занозой ветку разговора Бессонов, — даже если вы, к примеру, были не в курсе распоряжения товарища Виноградова и не сдали свой рыцарский арсенал в надлежащее хранилище... Знаете, что запрещено? Печатание и распространение антисоветской паралитературы. Так что немного отнять от колонки А, немножко прибавить к колонке Б… Павсюков, — внезапно переключился чекист, — вторая форма ведь спрятана в опечатанном помещении редакции, так? Вас заставили этому попустительствовать под угрозой оружия?
— Да! — схватился за предположение Бессонова как за соломинку Павсюков. — А ещё там Жилкин сидит! Хватайте его скорей!
— Жилкин, бегите! — изо всех сил закричал Кузнецов.
— Валерьян! Глеб! — прорычал Бессонов. — Быстро!
Глебушка рванулся к двери, дёрнул на себя, срывая пломбу — дверь оказалась не заперта.
— Чёрт! — донёсся до Бессонова досадливый возглас Глебушки и его топот. Вслед за ним в помещение редакции влетел и Заноза.
— Окно? — выкрикнул Бессонов.
Никто ему не ответил: только глухо донёсся звук прыжка — похоже, Глебушка сиганул в окно вслед за загадочным Жилкиным. Бессонов остался один наедине с тремя задержанными. Кузнецов нервно зыркал по сторонам, останавливаясь взглядом на своём оружии, лежащем на балюстраде в пяти шагах от него. Толстомордый Павсюков был перепуган, лысый учитель Медведев — растерян. Он вопросительно оглянулся на Кузнецова, как бы спрашивая «Ну?»; Кузнецов нетерпеливо показал ему глазами на Бессонова, мол, давай! Павсюков к ним, конечно, не присоединился бы, но эти двое могли бы сейчас наброситься на чекиста и чёрт его знает — может, и одолели бы, схватили браунинг с балюстрады, вырвали маузер из рук, пристрелили бы на месте. Ждать было нельзя.
Что ж, игра в обычные шахматы закончилась, рассудил Бессонов. Пришло время блиц-партии. Он хотел было приказать Кузнецову — ну, и остальным, если на то пошло — оставаться на месте, но тут же отмел в сторону эту мысль как напрасную трату слов и времени. Поэтому Бессонов выстрелил молодому господину Кузнецову в ногу. Вот, это его замедлит.
Кузнецов, коротко вскрикнув, повалился на пол, как подкошенный.
— Сука! Мразь большевицкая! — сквозь зубы выпалил он, зажимая бедро.
— Мои искренние извинения, господин Кузнецов, — с прежним спокойствием произнёс Бессонов. Будто бы он только что и не выкрикивал приказаний своим помощникам, так быстро перестроился его голос. — В оправдание своих действий скажу, что они были вынужденными. Трое против одного, пусть и вооруженного. Вы к тому же выглядите как юноша здоровый и легко могли бы меня пересилить, случись мне отвлечься на что-то. Я уверен, вы полностью оправитесь от ранения. К тому же, мне кажется, случившееся расставило все точки над "i" для господина Медведева и товарища Павсюкова.
Медведев и Павсюков застыли в оцепенении. Бессонов был прав: им было всё предельно ясно. Здесь чекист как будто бы снова вспомнил о существовании толстощёкого печатника.
— Павсюков! Вы хотели дать свидетельские показания. Начинайте. Имейте судьбу господина Кузнецова в виду, пожалуйста.
— Я готов, готов, — энергично закивал Павсюков. — Что вы хотите знать?
— Сука!… — подвывал лежащий на полу Кузнецов, зажимая бедро в военных галифе защитного цвета.
С улицы послышались усталые, останавливающиеся шаги бегущего. Входная дверь хлопнула, в типографию прошёл запыхавшийся, тяжело дышащий Заноза.
— Ушёл! — сообщил он Бессонову. — Глебка пока там ещё что-то… — Заноза перевёл дух и махнул рукой, — …но толку мало: ушёл.
— Всё нормально здесь, Валерьян. Контролирую ситуацию. Посмотри, пожалуйста, по-быстрому, чтобы Глебушка нормально вернулся. А то не хотелось бы, чтобы этот Жилкин его подстрелил.
Сказав так, Андрей с некоторой опаской покосился на распахнутую дверь редакции. В других обстоятельствах он был бы рад одобрить всегдашнюю радивую исполнительность Глеба Мартынова. Сейчас, впрочем, председателя уездного ЧК угнетали сомнения. Этот Жилкин, вероятно — практически точно — был вооружен. Как бы не забежав один слишком далеко Глеб не попал бы в засаду и сам не превратился жертву.
— Господин Медведев, — продолжил чекист, когда Заноза вышел, — если в типографии есть аптечка, то сейчас вы можете взять её и обработать рану юноши.
— Я же не врач… — растерянно развёл руками Медведев.
— У вас есть пояс, господин Медведев. Используйте его, чтобы перетянуть ногу молодого человека поверх раны. Затем перевяжите её чем-нибудь чистым. Что касается вас, Павсюков, то для начала расскажите мне всё, что знаете о господине Жилкине. Начните с того, куда он может сейчас направляться. Я полагаю, он не живёт сейчас на собственной квартире? Мало кто живёт в последние годы. По крайней мере, в моём круге общения.
— Жилкин — это он сейчас с Ракитиным в лесу сидит, — сбивчиво начал говорить Павсюков, — они, когда восстание, тогда собрали, в общем, человек пятьдесят или даже шестьдесят, на казармы-то пошли, а там Пластинина…
— Да погоди ты, — кривясь от боли, подал голос Кузнецов. — Только напутаешь всё. Слушай меня, морда чекистская: Александр Онуфриевич Жилкин — начальник народной уездной милиции. Нигде вы его теперь не достанете, уже в лесу он, а где именно — пытай меня, не пытай, не скажу: где угодно может быть.
— Вы не отвлекайтесь, Павсюков. Не обращайте внимания на молодого человека. Он сам не свой от боли. Скажите всё так, как хотели. Это в существенной мере облегчит вашу участь, а, быть может, и вовсе избавит вас от наказания. Вы знаете, где я могу найти Жилкина с Ракитиным? Вы знаете, кого-нибудь, кто мог бы провести меня к их схрону?
И вновь чекист внезапно переключил внимания от одного печатника к другому.
— Может быть, вы, господин Медведев? Если вы не доктор — может быть, вы будете полезным мне как-то иначе? Мне нужен ответ. Мы проявим снисхождение к тому, кто его даст.
— Они все в лесу сидят, — быстро ответил Павсюков.
— В лесу, в лесу, — тут же подтвердил Медведев, бестолковыми рывками, не отводя взгляда от чекиста, вытягивая из брюк ремень, — на смолокурне, там смолокурен много в лесу.
— А сюда пришли листовки печатать, меня к станку поставили, — наперебой с ним говорил Павсюков. — Жилкин да вон они двое! А как им откажешь? Откажешь — ночью прирежут!
— Да чего ты брешешь, подлец! — сквозь зубы крикнул Кузнецов с пола.
— Я тоже только помогал, только помогал, — заголосил Медведев, стягивая ремнём бедро раненого. — Зашли ко мне, говорят, айда на типографию, помогать печатать будешь!
— Врёт он! — громко выпалил Павсюков, указывая на Медведева. — Они двое у него на хате ночевали, ты, Васька, сам так говорил!
— Заложить меня хочешь, снисхождение отрабатываешь?! — вскинулся Медведев. — Так пускай и тебя рядом со мной к стенке поставят — что ты исполкомовскую печать тут прячешь, я скрывать не стану!
— Подлый вы народ какой, — сардонически усмехаясь, отметил Кузнецов с пола. — Нет бы как честные люди к стенке пойти — друг друга заложили: браво, господа.
— Я не был бы так поспешным в суждениях, господин Кузнецов, — покачал головой Бессонов. — Насколько я понимаю, господин Жилкин, будучи, как вы сказали, начальником народной уездной милиции, является достаточно опасным человеком. Он знает, где и кто живёт и как его найти найти. Он может применить насилие — быть может, даже смертельное — к непокорным ему людям. Таким образом он может держать в своей власти и зависимости от себя даже людей, которые в других обстоятельствах были бы вполне лояльны новой власти рабочих и крестьян. Не поэтому ли вы предоставили ему с Ракитиным в распоряжение свою квартиру, господин Медведев? Из-за страха. Нет никакой подлости в том, чтобы сбросить с себя его бремя. Может быть, вы слышали что-то, когда они почивали у вас? Что-то, что могло бы быть интересно мне?
— Я скажу, я обязательно скажу, — зачастил Медведев, глупо стоя с падающими брюками и ремнём в руках. — Во-первых, они телеграфисту Викеньтеву платят, чтобы он их сообщения в Архангельск передавал! Я из-за стены слышал, как Жилкин говорил, что десяти рублей мало, он по двадцать пять теперь берёт! А… а во-вторых, они говорили что-то про схрон в монастыре, что его пока в покое надо оставить, не привлекать внимания чекистов, то есть вашего!
— Да пошёл ты!… — с ненавистью зыркнув, зло отмахнулся от Медведева Кузнецов, когда тот, закончив говорить, присел на колени рядом с ним и протянул руки с ремнём, чтобы наложить жгут. Сквозь пальцы, которыми белобрысый молодой человек зажимал рану, сочилась кровь, натекая маленькой лужицей на крашеные доски пола.
— Я всё-таки перетяну… — неуверенно, как будто извиняясь, обратился учитель к Кузнецову, и тот с безразличным видом отвернулся — делайте что хотите, мол.
— И вы, товарищ Павсюков с вашей украденной печатью, — обернулся Бессонов к заляпанному типографской краской печатнику. — Неприятное, конечно, дельце. Если вы знаете, что в городе у Жилкина с его бандой есть какие-то подручные, кроме этого молодого человека, которые могут прийти к вам в дом ночью и убить вас, то в ваших же собственных интересах назвать их.
— Я подручных-то их не знаю лично, — с надеждой заглядывая в лицо чекисту, начал Павсюков, — они ко мне только приходили, чтобы я им эти листовки печатал. Потом, как напечатаешь, говорили, вещи собирай, в лес с нами пойдёшь. Ну, типография-то у нас в городе одна, все бы поняли, где напечатаны они, так что тут мне только одна дорога была, в лес. А там в лесу я ещё у них не был: то ли на Семёновской смолокурне они сидят, то ли на смолокурне кооператива «Важский край», этого я не знаю, но где-то в тех краях, — Павсюков махнул рукой в неопределённом направлении.
— Ты давай, давай, мели больше, — сквозь зубы процедил Кузнецов, штанину которого перетягивал ремнём Медведев. — Всё равно ни черта не знаешь.
— Не знаю, точно не знаю, истинно так, — с готовностью согласился Павсюков. — А печать исполкомовскую они вот тут прячут, — печатник показал на ведёрко с типографской краской, стоящее на стеллаже. Они эту печать во время бунта из исполкома забрали, потом исполкому новую сделали, а эта у них осталась. Они этой печатью тут пломбы и ставили.
— Чего «они»-то, ты и ставил!… — через плечо бросил Медведев.
В это время за окном прошли Глебушка с Занозой: хлопнула дверь в сенцах, чекисты вошли в типографию.
— Не, не догнали, — печально сообщил Глебушка, качая головой. — Я его даже толком не разглядел, только видел, что в гимнастёрке. Удрал, как заяц, огородами какими-то, потом свернул куда-то, я даже не понял, куда. Только местных переполошил!
Кузнецов зло усмехнулся, ничего не сказав.
— Там, командир, в той комнате, — Заноза показал на распахнутую дверь редакции, — листовки эти сложены. Печатная форма тоже там лежит, с собой он её брать не стал. Я сейчас принесу одну.
Скоро Заноза вернулся из редакции с отпечатанной на четвертушке дешёвой газетной бумаги листовкой:
Граждане Шенкурска!
Власть германских холуев большевиков пала и никогда больше не вернётся на Вагу! До прибытия представителей законного правительства Н. В. Чайковского власть в уезде переходит к уездному коменданту и особому комиссару Верховного управления Северной области Максиму Николаевичу Ракитину. Правопорядок обеспечивает Народная милиция, составленная из граждан Шенкурского уезда.
Граждане! Записывайтесь в Народную милицию, укрепляйте порядок в городе и уезде, участвуйте в работе восстановленных учреждений — городской управы, земства, Союза смолокуренных артелей. Восстановления власти советских насильников бояться нечего — этому не бывать! Этого не допустит трудовой народ, этого не допустит Народная милиция, этого не допустят спешащие нам на выручку союзники.
Приказываю:
1. Выявлять и инициативно арестовывать участников и пособников совдеповской власти, доставлять в городскую тюрьму. За поимку особо важных лиц выдаётся вознаграждение;
2. Всем участвовавшим в работе советских органов в каком-либо качестве добровольно сдаться властям и представить объяснение причин своего сотрудничества с узурпаторами. Объяснения будут беспристрастно рассмотрены, сотрудничавшие с советскими властями по уважительным причинам будут освобождены от кары;
3. Соблюдать требования представителей Народной милиции, правительственных учреждений. Сопротивление требованиям представителей народа наказывается по всей строгости революционного времени;
4. Соблюдать комендантский час с 10 ч. вечера до 6 ч. утра. Нахождение вне дома в это время, помимо особых случаев, безусловно воспрещается. За разрешениями на нахождение вне дома во время комендантского часа обращаться к начальнику уездной милиции Жилкину А. О.;
Шенкурск, 13/VIII/18
Особый комиссар В.У.С.О.
Комендант Шенкурского уезда М. Н. Ракитин
Начальник уездной Народной милиции А. О. Жилкин