— Вот оно как! — сказал Бессонов с улыбкой, провожая убегающего по улочке паренька. — Смотрите-ка, как рассекает! Получается, после давнишнего твоего визита Глебушки, они решили, что называется, за ум взяться. Соглядатая выставили, чтобы чужих людей на подходе высматривал. Так, чтобы если они чего кроме своих этикеток печатают, убрать успеть по его сигналу, а если кто захочет с заднего входа уйти... Хм-м...
Здесь Чекист задумался. То, что сигнал мальчишки мог быть именно этим — сигналом к отступлению кому из тех, кто сейчас был в помещении типографии, было вполне и вполне рабочей гипотезой. Если это так, то только разумно было бы, если кто-то отделится от их тройки сейчас. Тогда он мог бы быстро обойти дом с задней стороны и проследить, чтобы никто не попытался бежать через черный ход или там через окно.
— Валерьян, Глеб. Я сейчас обойду дом по-быстрому, посмотрю, чтобы никто из тех, кто там, не эвакуировался по крысиному лазу, так сказать. Вы заходите, представьтесь... Нет причин быть грубыми, но и каких-то особых реверансов выделывать не надо, если вы меня понимаете. Так, если моя беготня в пустую будет, то, по крайней мере, я, когда к вам вернусь, предстану перед местными как этакий голос разума. Пряник в добавок к кнуту, если вы меня понимаете...
Сказав так, Бессонов отправился на короткую прогулку: быть может, чтобы провести задержание при попытке к бегству, быть может, просто чтобы выдержать драматическую паузу перед своим появлением в типографии. И то, и то, как он мог сейчас рассудить, играло ему на руку.