Смену интонации в разговоре можно было засчитать себе как небольшую победу - по крайней мере, теперь не было сомнений, что Чаплин не только воспринял слова Степана всерьез, но и готов разговаривать напрямую, без хождения околесицей. Осторожность капитана была понятной - Миллер мог быть, например, провокатором, только и ждущим услышать признание. Только и сам Георгий Ермолаевич играл в провокацию, не соглашаясь ни на что открыто и подталкивая Степана к откровениями, которые потом можно будет использовать против эсера.
- Я представляю умеренное крыло партии эсеров, которые обеспокоены сложившимся положением в области, - Степан положил руки на стол, как бы демонстрируя открытость своей позиции, - И понимают, что если пустить дела на самотек, то закончится все нашим общим поражением. Некоторые из нас служили и могут взглянуть на конфликт с разных сторон. Это и послужило мотивирующим поводом принять действия сейчас.
Чаплин желал, не сказать иначе, солдатской прямоты, которая хоть и была понятна Миллеру, но возможной не представлялась. Во-первых, Степан не знал имен сторонников Филоненко, если они были кроме него самого. Во-вторых, называть имена раньше времени было опасно, ведь это развязывало офицерам руки. Кто знает, что придет в пьяную голову? И все же, капитан ждал откровенности. Иначе нельзя было рассчитывать на его доверие.
Степан чувствовал, что ходит по тонкому льду, который уже начал идти трещинами. Главное трещиной была его, Миллера, неуверенность в своем месте во всей этой истории. Простые ответы, да или нет, которых желал Чаплин, было очень сложно дать. Правда ли Степан планировал переворот? А если нет, то что делал сейчас в "Париже"? "предотвратить катастрофу" можно было и более простым путем - например, скрыть от Чаплина новости о приказе, задержать его делами, чтобы ему и минуты времени не было свободных, чтобы он решил отложить выступление на следующую неделю, а тогда уже и поздно будет. Развеяло бы это грозовые тучи? Без сомнения. Надолго ли? Вопрос открытый.
И все же, Степан был здесь и говорил с капитаном о возможном перевороте. Значит, что-то в душе все-таки не успокаивалось, требовало более решительного действия. "Такого шанса больше не будет," - напомнил себе эсер. Сейчас не просто решалась судьба власти в Архангельске. Это была возможность переиграть прошлый год и сложить пасьянс по новому. Только в отличие от прошлого года, когда Савинков действовал по прямому поручению Керенского, Миллер сейчас выступал на свой страх и риск. И от этого каждый шагом чувствовал трещащий под ногами лед. Галстук вдруг начал давить на горло, захотелось ослабить узел, даже снять пиджак, чтобы на распаляться. Лишь бы только это волнение не слишком отражалось на его лице, думал Степан, а если и отражалось, то пусть бы офицеры принимали его за волнение от всей ситуации, а не как беспокойство от возможности быть раскрытым как самозванец.
В конце концов, полным самозванцем Миллер не был. Конечно, министерского портфеля у него не было. Но кое-какой вес в партии имелся. Он стрелял в красных в Петрограде. Он был секретарем кооператоров. Напоследок, он все-таки был офицером, ходил в наступление и даже отличился трофейным самозарядным пистолетом. Этого всего было достаточно, уж точно, чтобы не дрожать как осенний лист на ветру. Да и на то, чтобы уговорить товарищей тоже могло сгодиться. С этими мыслями Степан немного приосанился, сделал успокаивающий вдох и стал говорить спокойнее.
- Всех имен я, по понятным причинам, сейчас назвать не могу. Но вы знаете меня, знаете Филоненко. Информация, которую я вам передал в жест подтверждения наших намерений, пришла из кабинета Маслова. Влияния у нашего крыла достанет, чтобы подтвердить слова действием.
Второй вопрос был более сложный, но успокаивая разлетающиеся вороньем мысли, Степан нашел удовлетворяющий его самого ответ. Подойдет такой поворот Чаплину или нет, пусть решает сам, но себе Миллер изменять не станет.
- Нет, - твердо проговорил эсер, - наше крыло не планирует собственный переворот. Но мы готовы поддержать вас в ваших действиях. Выступить посреднеческой силой и придать вашим притязаниям легитимности. При соблюдении определенных условий, конечно же.
Миллер невольно подался вперед, но затем выпрямился, чтобы не наседать на капитана слишком сильно.
- Повторюсь, уж простите за это. Своими собственными силами вы не добьетесь успеха. Закончите как Корнилов - проиграете переворот, а потом взорвут вас свои же гранатой, да спишут все на божью волю. Но пока все эти перетурбации, - на волне захватившей его эмоции Степан невольно исковеркал слово, - будут происходить, мы проиграем войну. Сейчас получилось так, что ни вы без нас не можете, не мы без вас не можем. Я имею ввиду, вы - офицеры, а мы - политики. Вы знаете как руководить войсками. Мы знаем как вести агитацию, формировать идеологию. И то, и другое нужно для победы. Мы должны быть освободителями России, но если в каждом занятом перестанке будет подниматься красный мятеж, мы быстро станем ее палачами. Сейчас вся власть в руках политиков. Это создает опасную ситуацию. Но если толкнуть маятник в обратную сторону и дать всю власть военным, будет также худо. Задача правительства, временного ли, не временного, сделать так, чтобы необходимые для страны силы не сталкивались друг о друга, а дополняли друг друга. Хотя бы не мешали, чего уж там.
Степан сделал короткую паузу, посмотрев на Чаплина. Беспокойство от слабости своей позиции исчезло. Теперь Миллер волновался только об одном - чтобы Георгий Ермолаевич вслушался в его слова, подумал над ними. Чтобы он оказался не настолько глуп, как его рисовал Филоненко. Чтобы этот удивительный шанс подарить России светлое будущее не выскользнул из сжатых пальцев, оставив на прощание только пару первьев.
- Если такой расклад вам по духу, Георгий Ермолаевич, давайте говорить предметно, кто и что должен будет сделать, как мы пойдем вперед и к чему собираемся придти. И коли мы говорим откровенно, то позвольте и мне вопрос. Ведь вы для меня тоже не открытая книга. Весь города судачит о том, что "штаб Чаплина замыслил переворот". Но чего вы хотите добиться? Что вам нужно? Иначе получается, что я свои мысли вам в голову вкладываю, а на деле вы про другое думаете. Негоже так поступать.