Ни один мускул не дрогнул на лице Рауша, когда собеседник его говорил об аресте Чайковского. Ни один жест офицера не выдал в нем ни удивления, ни страха, ни возмущения. Он выслушал откровение Миллера, словно ремарку о скверной погоде за окном. И лишь последовавшая затем колкость заставила маску бесстрастной вежливости, в которую обратилось лицо барона, дать трещину: Константин Александрович улыбнулся, улыбнулся совершенно искренне, без капли гнева или раздражения. Взглянул на Миллера, словно на неразумное дитя, и ответил тихо:
- Ну что вы, Степан Яковлевич, я ведь исполняю свой долг. Я защищаю все, что свято. Играю свою роль. - пауза длинною в удар сердца - Вы этого не видите? - улыбка исчезла с его губ и он продолжил уже своим обычным деловым тоном - Прошу вас, проходите. - жестом барон пригласил Миллера пройти в зал - Я доложу о цели вашего визита.
Рауш пропустил своего гостя вперед и воспользовался парой тех мгновений, в течение которых Миллер был повернут к нему спиной, чтобы жестом призвать поручика Лукошкова встать у двери и преградить выход из кафе на случай любых сюрпризов, которые господин Миллер может изволить учинить. Или любых сюрпризов, которые изволит учинить господин капитан для господина Миллера. Затем быстрым шагом направился к столу Чаплина.
- Господин капитан, - Константин наклонился к Чаплину и Кольчицкому, чтобы они и лишь они могли слышать его слова - "шпака" зовут Степан Яковлевич Миллер, он штабс-капитан в отставке. Утверждает, что обладает информацией о том, что вы намереваетесь арестовать господина Чайковского и желает с вами срочно поговорить. - все это Рауш произнес скороговоркой и лишь сейчас перевел дыхание - Я взял на себя смелость направить поручика Лукошкова к двери, чтобы перекрыть выход из помещение. Ваши приказания?