Амадис, как и было велено ему, сел за стол вместе с остальными. Перед трапезой он совершил молитву вместе с отцом Хоакином по всем предписанным правилам. Совершенно явно ему стало теперь то, что своё покаяние перед Святой Инквизицией будет он проводить не за молитвами в монастыре, но, искупая грехи, совершая некую кардинально иную работу для нужд исполнительного судебного органа католической церкви и, вероятно, именно что в компании четверых новоприбывших. Монах размышлял над тем, какие именно задачи поставят перед ними. Знал он, что уже больше года в католическом мире неспокойно: количество еретиков после тезисов так называемой религиозной реформации день ото дня стремительно растёт, и с таким мощнейшим ударом по своей репутации, прокатившимся по Европе, Папский Престол не сталкивался уже долгое время и, возможно, не сталкивался с нечто подобным такого размаха никогда ранее со времён Великого западного раскола. Во многом этим Амадис объяснял себе, почему расширили полномочия церковного трибунала, учредив Святую Инквизицию незадолго до его рождения. Порой ему доводилось лично наблюдать, стоя в стороне, за тем, как Святая Инквизиция стремительно расширяет свою власть и, ранее боровшись лишь в основном с иудеями и маврами на католической земле, постепенно переходила на сопротивление разрастающейся угрозе ереси среди христиан. От сожжения еврейских и арабских книг Святая Инквизиция приступала к сожжению философских трактатов европейских мыслителей и христианских ересей. И хотя деятелей Виттенбергского университета ещё не объявили еретиками, но вероятно всё идёт именно к этому. Амадису же на испанской земле не повезло стать одним из первых таких пойманных еретиков, хотя и не был он еретиком в полном смысле этого слова и оставался католическим священником. Он по-своему опасался власти Святой Инквизиции и в своих страхах предполагал, что в скором времени Святой отдел расследований еретической греховности займётся чуть ли не всеми грешниками на этой грешной земле, от людей малых прегрешений до падших со смертными на душе. Однако же Амадиса по-особенному смутила формулировка о линии обороны между добрыми католиками и отродьями нечистого. Неужели теперь подобными словами принято клеймить еретиков? Как и Ролдена его интересовал этот вопрос, а потому он кивнул, когда мужчина с огненно-рыжими волосами озвучил своё любопытство.
- И у меня тоже есть вопрос, отец Хокаин, если позволите. Нет ли у вас уже задания уготовленного для нас или мы будем ждать искупления грехов в монастыре, не предполагая о том времени, когда нам даруют прощение и помилование?
В самом деле Амадис Дельгадо задал свой вопрос скорее лишь для того, чтобы не показаться человеком проявившим равнодушие к словам отца Хоакина, и, задав свой вопрос, видев, что не все ещё удовлетворили свой интерес, Амадис решил пока воспользоваться позволением отведать трапезу. Монах не сдерживал себя, и хоть со всем приличием он вёл себя за столом, но всё же вкушал еду не думая прерваться, ибо кое-что знал он о поведении грешников и о том, как понимают это поведение священники и монахи, имея представление о том, что грешный человек чувствующий свою вину не прикоснётся к еде перед своим обвинителем, а те же, что не чувствуют греха на себе, спокойно вкушают хлеб насущный, ибо знают, что совесть их чиста. Впрочем, в первую очередь Амадиса интересовало не то, как он себя сейчас презентует, а лишь желание набить свой изголодавшийся желудок.