Дисциплина - единственное, что уважал и признавал Адамус. Не смелость, не мужество, не бесстрашие и силу. Это всё было составляющими дисциплины, но по отдельности были столь же малоэффективны, как гусеницы Леман Раса, без остального танка. Дисциплина - вот, что определяет эффективность служащего Императору воина. Чем ниже дисциплина, тем ниже КПД.
Любой, кто сейчас бы оказался на месте Алисы, получил как минимум кулаком в челюсть, будь он по званию или статусу ниже Феллиады. Не то, что бы комиссар дорожил своим личным пространством и не подпускал достаточно близко кого-либо к себе, нет. Просто то, что сейчас делала рыжеволосая бестия Адамус расценивал как нарушение дисциплины. У него, у комиссара Имперской Гвардии сейчас просит закурить сержант. Притом разговаривает с ним совершенно не по уставу, начиная от её речи, заканчивая позой. Почувствовав прикосновение выпуклостей на нагруднике штурмовика к своей весьма широкой спине, Адамус резко развернулся. От чего его зелёная накидка с аквилой-застёжкой сползла набекрень, удерживаемая "грудью" Алисы. Оказавшись с девушкой лицом-к-лицу Феллиада посмотрел ей прямо в глаза. При этом, сержант-штурмовик, продолжала налегать на него своим рельефным нагрудником.
С самой встречи с Инквизицией, комиссар поступался многими своими принципами, лишь из-за благоразумия и оценки ситуации, в которой плодотворное сотрудничество гораздо лучше бессмысленной вражды. Он закрывал глаза на косяки людей Клойда, вёл себя с ними более сдержанно, старался не вмешиваться в их "работу", так-как ему было известно, Инквизиция - не гвардия, и работают они совершенно иначе. Его дисциплинарное давление на бойцов Гвардии не принесло бы должного результата среди штурмовиков Ордосов. Но и им не стоило лезть в его монастырь со своим уставом.
Как бы показалось на первый взгляд любому - комиссар был упёртым, твердолобым и непробиваемым, не блещущим умом человеком. Да, он часто принимал прямые, не искушённые изысками решения, отметая их в силу каких-то своих, одному ему известных принципов. Однако мозга лишён он не был, что и позволяло ему всё ещё жить.
Подавшись вперёд так, что его изуродованный, до тошноты и отвращения, крючковатый нос с горбинкой (по всей видимости - след от перелома) почти соприкасался с аккуратненьким носиком Алисы, он уставился прямо в её зрачки, будто сверля их и прожигая невидимыми энергетическими лучами. Даже затянутый пеленой правый глаз, при отсутствующем зрачке, казалось смотрел, и видел, и так же сверлил рыжеволосую. Затем он поднял свою облачённую в кожаную перчатку руку и откинул густые, пышные волосы с уха Сержанта. Потянувшись ещё ближе, к уху девушки, он почти достал до него своими изуродованными губами.
- Лэнфорд, не надо играть со мной, не стоит. - Злым, но спокойным, тихим шёпотом сказал Феллиада, так, что его еле было слышно. - Многие пытались, но не многим после этого удалось сохранить свою голову целой. - При произношении, он то и дело орошал шею, щеку и ухо Алисы брызгами своей слюны, вырывающейся непроизвольно из того места, где губы не сходились одна с другой - Вы умная женщина, не надо нагнетать. Теперь сделайте шаг назад и не стоит испытывать мои нервы на прочность. Уверяю, от этого не выиграет никто из нас.
Убрав руку от волос, и отпрянув головой назад, он вновь посмотрел сержанту в глаза. Адамус говорил достаточно тихо, потому никто не услышал, что же именно он прошептал Алисе Лэнфорд, а прочесть что-либо по его подобию губ было весьма и весьма не просто.