... На приход своего хозяина Пирхоспатио отреагировал лишь поднятой бровью да очередным облаком сизого табачного дыма, очевидно, уловив, что тому было сейчас не до расспросов о том, "как прошло". Судя по тому, что все вернувшиеся с переговоров с мастером Аргасто, деловито засуетились вокруг, всё прошло успешно, и пора было собирать скромные пожитки рыцаря - скоро в дорогу. Что отметил для себя старик, так это то, что даже молодой темноволосый следопыт - Кар, "язык без костей - счастье для разведчика", как прозвал его для себя старый слуга, - был на удивление лаконичен и едва обронил несколько слов в сторону послушницы храмовников; его приятель, воин-великан, которого Пирхоспатио немного опасался, в первую очередь из-за того, что не знал, чего можно было ожидать от обычно молчаливого и сурового мужчины, выдал целую дюжину слов, если не больше. Определённо что-то произошло там, на переговорах, что-то нехорошее.
Тихонько вздохнув, Пирхоспатио подумал, что нехорошее – это второе имя для всего, что в последние двадцать лет происходит с этим миром, и старческое предчувствие, основывающееся на жизненном опыте и врождённом недоверии к оптимизму, как способу поскорее отправиться на бесконечную прогулку по сумрачным бескрайним просторам мира мёртвых, подсказывали старому слуге, что это – только начало. Дальше будет хуже. Куда хуже.
* * *
Тем временем Демиан обратился к Викто с просьбой помочь с ранеными – на что последний откликнулся с готовностью. К сожалению – или к счастью – в услугах Викто не нуждались, поскольку в караване имелось сразу несколько врачевателей, которые уже вовсю обхаживали охранников Аргасто; судя по лицам и разговорам пострадавших, если что и болело нынче у молодых воинов, так это желание поскорее похвастаться среди своих сотоварищей, не присутствовавших при испытании наших героев, весьма приукрашенными подробностями поединка, в которых они были всего лишь в дюйме от победы, и лишь из-за превратности судьбы, повернувшейся к ним пятой точкой, они получили достойные воина ранения и не смогли одолеть противников. О том, почему в таком случае их не брали в поход в Индарос и оставляли сторожить бóльшую часть обоза Аргасто, которая оставалась в составе каравана, молодцы не распространялись – или пока не придумали достойного и героического объяснения.
* * *
Смеркалось. Настроение, призраки которого часто любят преследовать одинокие сердца по вечерам, на закате, наполняя их беспричинным отчаянием, необъяснимой тоской и непонятной горечью, взялось за своё привычное дело и запустило свои острые, сочащиеся ядом безысходности и печали зубки в души обитателей временного поселения, в которое превратился караван из амбрийских обозов. Детские крики и возня стихли, собаки перестали тявкать, выпрашивая вечернюю долю объедков, разговоры вокруг потрескивающих костров, гудящие о том, что караван, если «предприятие мастера Аргасто не удастся… да хранит Прийос его, и его отряд!» будет обречён выжидать, пока перевал станет доступным для перехода таким огромным количеством людей и телег, аж до весны. Подобные мысли не способствовали хорошему настроению, и в этот вечер ни песен, ни сказаний, ни саг, ни баллад вокруг оранжевых светочей костров не рождалось. Разговоры утихли необычно рано, и лагерь беженцев погрузился в беспокойный и тревожный сон…
