Итак, я уединилась в своем номере, пожаловавшись на головную боль, и не приняла участия в импровизированном совещании, которое устроили в баре мои спутники. Не то чтобы это было неправдой - голова у меня и вправду раскалывалась, что можно было списать на духоту и потрясение от произошедшего в музее. Главное - мне нужно было привести себя в порядок. Решиться на что-то и потом уже не отступать. Я приняла пилюли от головной боли и прилегла, положив на лоб холодное полотенце. Дело принимало странный и пугающий оборот. Каждый из нас придумал свою реалистическую версию - о преступных сообществах, неизвестных науке болезнях и наркотиках - в целях сохранности душевного равновесия, конечно. Если этого не делать и верить в каждую легенду о древних проклятиях и монстрах, порожденных народной фантазией, можно просто так взять и сойти с ума, даже не будучи археологом. Именно поэтому я всегда посмеивалась над страшным шепотом моей милой Агаты и ее подружек - этих смешных старых куриц из нашего дома в Луизиане, которым они пересказывали друг другу слухи о последних кознях какого-нибудь местного колдуна. Все эти их негритянские россказни, все обряды и гадания с их малоаппетитными подробностями - все это происходило параллельно к той плоскости, в которой протекала моя собственная жизнь, хотя не могу не признаться себе, что когда я сидела вечером у ее домика, а ветви старого вяза со свисающими с них длинными нитями мха тянулись к нам в полумраке, как огромные корявые лапы... я невольно чувствовала, что есть нечто, находящееся за пределами нашего дневного существования, во что невозможно поверить солнечным утром, но легко верится в сгущающейся тени сумерек. Так и здесь: произошло нечто, что не хотело укладываться в рациональные представления о реальности. Помню, Френсис любил повторять, что день человечества, когда оно осознало себя и написало свою историю - всего лишь ничтожно краткий миг, промельк света посреди нескончаемой ночи мифов и легенд. Френсис был склонен к своего рода поэтической меланхолии, которая, по моему мнению, плохо совмещалась с научными воззрениями и тем более занятиями. Но это как раз и привлекало меня: сознание того, что в одной метафоре может содержаться больше истины, чем в научном трактате, что есть а нашем электрифицированном мире нечто непознанное, не пронумерованное и не внесенное в каталоги.
Однако хорошо размышлять о таких вещах в своем уютном номере на пятой авеню. А если эти, с позволения сказать, мифы и легенды собираются тебя распотрошить, оставив после мумию отвратительного вида? Бррр... неужели я могу выглядеть так же? Немудрено, что профессор Деверё не выдержал такого крутого поворота, сбежал. Мне будет его не хватать. Бедный профессор. Что делает с человеком возраст. Я невольно усмехнулась. А что делать мне? Может быть, последовать его примеру, пока еще можно вернуться? Обезжиренные и обескровленные тела, бессмертные кровососы - это слишком! Глупо скрывать: мне стало немного страшно, потому что я с полной ясностью поняла, что можно и не вернуться... В конце концов, Джордж, кажется, был готов, что я сбегу обратно к нему на Манхэттен, не выдержав чрезмерного количества экзотики. Это было бы благоразумно. Моя жизнь приобрела бы определенность ...
И в этот момент я так же четко поняла, что я никуда не сбегу, хоть бы все монстры древности ополчились на нас. К черту определенность, к черту благоразумие. Если я уеду, то больше никогда - никогда! - не увижу всего, о чем мечтала всю жизнь. Мне останутся лишь унылые вечеринки высоколобых зануд. Да и Джордж, что бы он ни говорил вслух, ждет от меня совсем другого. Если я сбегу, я облажаюсь. А я ни за что не хочу облажаться, ни перед Джорджем, ни перед кем-то еще. Да и риск не так уж велик, на любого из наших джентльменов можно положиться... Пора мне присоединиться к ним, постоянно держаться в стороне - не лучший выбор, если я решила, что последую до конца.
С этими мыслями я поднялась, оделась и провела довольно много времени, накладывая макияж. Результат меня устроил. Немного бледна - румяна скроют этот недостаток. Глаза блестят немного лихорадочно. Это даже эффектно. На этот раз я не стала пренебрегать осторожностью и положила в сумочку свой револьвер - компактный маленький браунинг. Мало ли какие неожиданности ждут незадачливых исследователей. Главное - свинец и порох вполне эффективны против них.
Я спустилась вниз, но ни одного знакомого лица в баре не увидела. Мальчик у конторки передал записку, в которой сэр Генри сообщал, что все отправились в отель "Эспанья", навестить Огастеса Ларкина. Что ж, потребовать от него объяснений по поводу неразборчивости в выборе личных секретарей было вполне ожидаемым шагом.
Отель "Эспанья" был похож на старомодный провинциальный пансион, и хозяйка под стать: румяные щечки, седые кудряшки, сладкая улыбка на выцветших губах. Похожа на старенького сморщенного купидончика, и имя-то подходяще: донья Купитина. Я почувствовала, что улыбаюсь ей такой же сахарной улыбкой. Ничего похожего на склеп вампиров или что-то подобное. И никого из господ археологов в поле моего зрения.* Только я собиралась спросить забавную старушенцию о том, в каком номере остановился сеньор Огастес Ларкин и не приходили ли к нему посетители, как я увидела мистера Макмаллена - он спускался сверху, и выражение его лица было не слишком радостным.
Я подошла к нему - наверное, слишком поспешно, но мне не хотелось в этот момент думать, какое впечатление я произвожу.
- Мистер Макмаллен! Мне жаль, что я опоздала и придется мне побеспокоить Вас расспросами, к которым, судя по выражению Вашего лица, Вы не слишком расположены, но - удалось ли вам застать мистера Ларкина? Он как-то объяснил вам все эти... все, что произошло в музее?